class="a">[425]; кроме того, его отзвуки слышны в латинском numen и, слабее, в genius (например, genius loci[426]). Употребление термина «либидо» в новейшей медицинской психологии обнаруживает удивительное сходство с понятием маны у первобытных народов[427]. Эта архетипическая идея, следовательно, отнюдь не примитивна и отличается от понятия энергии в физике только тем, что она преимущественно качественная, а не количественная по значению. В психологии точное измерение количества заменяется приблизительным измерением степеней интенсивности качества, для чего, в противоположность физикам, мы опираемся на функцию чувства (то есть на оценку). Данная функция в психологии соответствует физическим методам конкретного измерения. Психические интенсивности и различия между ними по градуированию указывают на количественные выражения процессов, пускай те недоступны прямому наблюдению и замерам. Психологические данные в основном носят качественный характер, однако они содержат своего рода латентную психическую энергию, поскольку психические явления демонстрируют определенное количественное выражение. Появись у нас возможность проводить количественные измерения, психическое с необходимостью предстало бы как обладающее движением в пространстве, как нечто такое, к чему применима формула расчета энергии. Потому, раз масса и энергия имеют одну природу, понятия массы и скорости вполне подходят для характеристики психического – в той мере, в какой наблюдаются его проявления в пространстве. Иными словами, оно должно иметь такое качество, которое придает ему облик массы в движении. Говорить о предустановленной гармонии психического и физического было бы преувеличением, но мы все-таки вправе заявить, что состояние взаимодействия между ними налицо. Но последняя гипотеза подразумевает, что психическое в некоторой точке должно соприкасаться с материей и что материя должна вступать в контакт с латентным психическим. Это утверждение не так уж далеко от гипотез современной физики (Эддингтон[428], Джинс и др.), в связи с чем я должен напомнить читателю о существовании парапсихических явлений, реальная ценность которых понятна лишь тем, кому выпало наблюдать их непосредственно.

[442] Если эти умозаключения справедливы, то они должны иметь весомые последствия для изучения природы психического, поскольку, будучи объективным фактом, психическое окажется внутренне связанным не только с физиологическими и биологическими явлениями, но также с физическими событиями, причем, похоже, наиболее глубоко с теми из них, которые относятся к области атомной физики. Из моих рассуждений, возможно, стало понятным, что нас прежде всего интересует установление некоторых аналогий и не более того; существование таких аналогий еще не дает нам права делать вывод о доказанности этой связи. Исходя из современного состояния наших физических и психологических знаний, мы вынуждены довольствоваться простым уподоблением этих явлений друг другу в определенных базовых сравнениях. Впрочем, имеющихся аналогий уже достаточно для того, чтобы обосновать ту значимость, какую мы им придаем.

IX. Общие вопросы психологии сновидений

Впервые опубликовано на английском языке под названием «The Psychology of Dreams» в коллективном сборнике «Работы по аналитической психологии» (Лондон, 1916). Немецкий текст в переработанном и дополненном виде увидел свет в авторском сборнике «О психической энергии» (Цюрих, 1928), а затем, снова дополненный, появился в сборнике «О психической энергии и сущности сновидений» (Цюрих, 1948).

Общие вопросы психологии сновидений

[443] Сновидения обладают психической структурой, которая отличает их от прочих элементов сознания, потому что, насколько мы можем судить по их форме и значению, они не отражают непрерывности развития, в отличие от других осознаваемых элементов. Как правило, они не воспринимаются в качестве неотъемлемых составляющих нашей сознательной психической жизни, выглядят скорее посторонними, внешними, случайными событиями. Причина такого исключительного положения сновидений кроется в их особенном способе возникновения: они появляются вовсе не из отчетливо опознаваемой, логически и эмоционально непрерывной связности опыта, подобно другим элементам сознания, но представляют собой следы особой психической деятельности, протекающей во сне. Одного только способа возникновения сновидений уже достаточно, чтобы отличать их от прочих элементов сознания; а ведь имеется еще содержание снов, которое разительно контрастирует с нашим сознательным мышлением.

[444] Впрочем, внимательный наблюдатель нисколько не затруднится установить, что сновидения все-таки не полностью выпадают из непрерывности сознания, ибо почти в каждом сновидении можно обнаружить подробности, порожденные впечатлениями, мыслями, настроениями текущего или предыдущих дней. В этом отношении сновидениям свойственна некоторая непрерывность, пусть на первый взгляд она как бы обращена вспять. Но всякому, кто сколько-нибудь глубоко интересуется сновидениями, совершенно очевидно, что сновидения также характеризуются устремлением вперед – если позволительно такое выражение, – ведь время от времени сны оказывают заметное влияние на сознательную умственную жизнь, даже у тех людей, кого никак не назовешь суеверными, тем более ненормальными. Эти следы сновидений проявляются главным образом в более или менее выраженных перепадах настроения.

[445] Не исключено, что именно вследствие такой слабой связи с прочими элементами сознания сновидения предстают предельно нестабильными с точки зрения их запоминания. Многие сны ускользают от всех попыток их пересказать, даже тотчас после пробуждения; другие припоминаются разве что с сомнительной достоверностью; лишь сравнительно немногие сновидения оказываются вполне ясными и четко воспроизводимыми. Эту специфическую особенность возможно объяснить, исходя из характеристик различных элементов, составляющих сны. Комбинация идей в сновидениях по сути своей фантастична; они сочетаются друг с другом в последовательности, которая, как правило, совершенно чужда нашему «реальному мышлению» и составляет разительный контраст логической последовательности идей, привычно воспринимаемой как специфическая характеристика сознательных умственных процессов.

[446] Именно этим признакам сновидения обязаны появлением вульгарного определения «бессмысленные». Прежде чем выносить такой вердикт, нужно вспомнить, что сновидение и его содержание есть нечто такое, чего мы не понимаем. То есть подобным вердиктом мы попросту проецируем на объект свое непонимание. Это ничуть не означает, будто сновидениям не присущ собственный смысл.

[447] Оставляя в стороне многовековые усилия по вычленению из сновидений пророческих смыслов, можно утверждать, что Фрейд первым предпринял успешную практическую попытку понять реальное значение снов. Его труды достойны именоваться «научными», поскольку он разработал методику, благодаря которой и он сам, и многие другие исследователи вслед за ним постигали объект, то есть раскрывали истинное значение сновидений. Важно отметить, что это значение не тождественно фрагментарным смыслам, извлекаемым из явного содержания снов.

[448] Не будем здесь критически разбирать фрейдовскую психологию сновидений. Скорее я постараюсь кратко изложить факты, которые мы сегодня вправе трактовать как более или менее достоверно установленные в психологии сновидений.

[449] Первый вопрос из тех, что будут обсуждаться, звучит так: на каком основании мы приписываем сновидениям какое-то иное значение, нежели то, какое возможно почерпнуть из неудовлетворительных и фрагментарных обрывков явного его содержания? В этом отношении особенно убедительным выглядит тот факт, что Фрейд выявил скрытое значение сновидения эмпирически, а не теоретически. Следующий довод в пользу