те проявления, которые существенны для принципиально иной точки зрения. Ясно, что эта функция сновидения обеспечивает психологическую настройку, компенсацию, совершенно необходимую для правильно сбалансированного действия. Для сознательного процесса размышления важно, чтобы мы, насколько это возможно, четко представляли себе проявления и последствия конкретной ситуации, дабы суметь найти правильное решение. Этот процесс автоматически продолжается в более или менее бессознательных состояниях сна, где, как будто свидетельствует наш опыт, сновидца посещают все те же проявления (хотя бы опосредованно), которые наяву не были достаточно учтены или вовсе проигнорированы; другими словами, очутились в сравнительно бессознательном состоянии.

[470] Что касается многократно обсуждавшегося символизма сновидений, то его оценка варьируется в зависимости от того, рассматривается ли он с каузальной или с финалистской точки зрения. Каузальный подход Фрейда опирался на желание или влечение, то есть на подавленное «сновидческое» стремление. Это влечение всегда оказывается относительно простым, элементарным, но может прятаться под множеством обличий. Так, юноша в нашем примере с равным успехом мог бы увидеть во сне, что он открывает ключом дверь, летит на аэроплане, целует свою мать и т. д. Под этим углом рассмотрения все перечисленное имело бы одно и то же значение. Налицо узость позиции представителей наиболее строгих последователей Фрейда, которые пришли к толкованию – если обобщить известные примеры – почти всех удлиненных предметов в сновидении как фаллических символов, а всех округлых или полых – как символов женственности.

[471] С финалистской точки зрения образы сновидения могут иметь внутреннюю значимость сами по себе. Если, к примеру, нашему юноше вместо сцены с яблоком приснилось бы, что он открывает ключом дверь, то этот образ сновидения охватывал бы существенно иной ассоциативный материал, дополняющий сознательную ситуацию способом, принципиально отличным от того, каким ее дополнял материал, связанный со срыванием яблок. С этой точки зрения вся полнота смысла кроется в разнообразии символических выражений сновидения, а не в единообразии их значения. Каузальный подход в силу самой своей природы тяготеет к однозначности, то есть к жесткой фиксации значения символа. Финалистская же точка зрения, с другой стороны, усматривает в измененных образах сновидения выражение изменений в психологической ситуации. Она не признает за символами жесткого значения. С этой точки зрения все образы сновидения важны сами по себе, каждый обладает собственной значимостью, которой и обязан появлением в сновидении. Если вернуться к нашему примеру с яблоками, мы увидим, что с финалистской точки зрения символ сновидения имеет скорее ценность притчи, он не прячет, а наставляет. Сцена с яблоком живо рисует нам чувство вины и одновременно скрывает деяние наших прародителей.

[472] Совершенно ясно, что точка зрения, нами принятая, обеспечивает принципиально разные толкования сновидений. Отсюда естественным образом возникает вопрос: какое именно толкование будет лучше или правильнее? В конце концов, для нас, психотерапевтов, наличие хоть какого-то истолкования смысла сновидений является практической, а не только теоретической необходимостью. Если мы хотим лечить наших пациентов, то должны – по вполне конкретным причинам – стремиться освоить любые инструменты, которые позволяли бы нам успешно их обучать. Из примера выше недвусмысленно следует, что накопление материала к сновидению открыло возможность просветить молодого человека относительно многих ощущений, которые он прежде благополучно и беззаботно не замечал. При этом, отмахиваясь от таких ощущений, он фактически упускал нечто в самом себе, поскольку у него, как у всякого другого человека, имелись моральные нормы и моральные же потребности. Из-за того что он пытался жить, не принимая во внимание эти обстоятельства, его жизнь была односторонней и несовершенной, словно бы раскоординированной, и для психологического функционирования это было чревато теми же последствиями, какие сулит телу односторонняя, непродуманная диета. Чтобы приучить личность к полноте и самостоятельности, нужно взрастить в ней все те функции, которые до сих пор либо получали малую толику психического развития, либо не развивались вовсе. Ради этого надлежит, по терапевтическим причинам, изучать все те бессознательные элементы, которые поставляет материал сновидений. То есть не подлежит сомнению, что финалистская точка зрения оказывается намного важнее для развития личности.

[473] Обыденный взгляд на мир куда ближе, разумеется, научному мировоззрению нашего времени с его сугубо каузальным мышлением. В защиту фрейдовского подхода в качестве научного объяснения психологии сновидений можно было бы сказать многое. Но я вынужден оспаривать его полноту, ведь психическое недопустимо трактовать исключительно каузально, оно требует и финалистского рассмотрения. Лишь сочетание точек зрения (чего мы пока не добились в удовлетворяющей науку мере из-за значительных затруднений, как теоретического, так и практического свойства) способно дать нам более полную картину природы сновидений.

[474] Далее мне хотелось бы кратко обсудить остальные проблемы и задачи психологии сновидений, как бы дополняющие общую теорию. Начнем с классификации сновидений, и отмечу сразу, что лично я не придавал бы чрезмерной ценности, практической или теоретической, этому вопросу. Ежегодно я анализирую в среднем от полутора до двух тысяч сновидений и, располагая таким опытом, смею утверждать, что типичные сновидения и вправду существуют. Однако встречаются они не то чтобы часто и с финалистской точки зрения во многом лишены той значимости, которую им придает каузальное истолкование, придерживаясь фиксированного значения символов. Мне кажется, что типичные мотивы в сновидениях куда важнее самих типов снов, поскольку на их основе мы можем проводить сравнения с мифологическими мотивами. Многие мифологические мотивы, в выявлении которых несомненная заслуга принадлежит, в частности, Фробениусу, также обнаруживают себя в сновидениях, где нередко обладают именно исходным своим значением. У меня нет возможности уделить этому факту больше внимания, но я хотел бы подчеркнуть, что сравнение типичных мотивов сновидений с типичными мифологическими мотивами наводит на предположение (уже высказанное Ницше), «сновидческое» мышление следует воспринимать как филогенетически более древний способ мышления вообще. Не стану множить примеры и поясню, что я, собственно, имею в виду, вновь обратившись к сновидению, которое обсуждалось выше. Напомню, что этот сон представлял сцену с яблоками в качестве типичного выражения эротической вины. Посыл, извлекаемый из этого сновидения, должен был бы, по-видимому, звучать так: «Я поступаю неправильно, действуя подобным образом». Показательно, что сновидения никогда не выражают себя в столь логичной, столь абстрактной манере; они всегда общаются с нами на языке притч и аналогий. То же самое свойственно языкам первобытных народов, где преобладают цветистые речевые обороты. Если вспомнить памятники древней литературы, нам станет ясно: то, что сегодня выражается с помощью абстракций, ранее выражалось преимущественно через уподобления. Даже философы вроде Платона не стеснялись излагать таким способом свои основополагающие идеи.

[475] Наше тело несет в себе следы своего филогенетического развития, и точно так же обстоит дело с человеческим разумом. Поэтому нет ничего удивительного