— Подполковник Барабанов, Николай Сергеевич. Начальник службы разведки разведывательного управления Русской Армии. Рад видеть. Присаживайтесь, товарищи. Чай будете?

Мария Пилар привезла с собой какие-то документы, отдала Николаю, но после чаепития Владимирский проводил её в контрразведку, где хотели с ней и Михаилом поговорить о наших приключениях. Вернуться к Барабанову она должна была после беседы с неким Палычем, который контрразведку возглавлял. Мы остались с ним в кабинете вдвоём, заварили ещё чаю, рассказали, кто и как жил последние годы. Барабанов после Афганистана продолжал служить, но перешёл в отряд спецназа ГРУ. Там рос понемногу, прошёл обе чеченские войны, получил награды хорошие, и немало. Но звания не шли — имел привычку говорить, что думает, и не всегда в нужном месте и в удобный момент. В результате откликнулся на предложение послужить в русских частях далеко за границей — и оказался здесь, о чём ни капли не жалеет. Здешнюю армию хвалил, говорил, что такой боевой выучки ни в одной армии ещё не было. Огромный опыт, люди почти все с боевым прошлым из той ещё жизни, все дело знают. Штабы маленькие, многие отделы штабные здесь просто упразднены. Разведуправление тоже небольшое, работает довольно эффективно, но всё же агентурная сеть маловата, надо расширять. Полевая разведка есть, а вот агентурной почти что вовсе нет.

Затем закурил сигару, чего за ним раньше не водилось — всё сигаретки смолил, — и спросил меня:

— Как дальше думаешь быть?

— Честно — пока не знаю, — пожал я плечами. — Остаюсь здесь в любом случае, но что делать буду — ума пока не приложу. Служить идти уже поздно, да и не слишком хочется, другое занятие себе найти — там видно будет, я пока не видел здесь ничего.

— Давай я попытаюсь ум приложить, — выпустил Барабанов клуб синеватого дыма. — Начнём с твоих недостатков. Первый недостаток — возраст. Ты на два года младше меня был, значит, тебе сейчас сколько — сорок?

— Сорок, — подтвердил я.

Что ещё скажешь — не мальчик уже.

— Второй недостаток — полное отсутствие командного опыта, поэтому на строевую должность и соответствующее звание претендовать не можешь, а начальником склада вещевого довольствия ты и сам не пойдёшь, — продолжал он клеймить мои недостатки. — Так?

— Ну примерно, — согласился я.

— Хорошо. Переходим к достоинствам. — Барабанов загнул палец. — Ты и в Афгане стрелком был отличным, а сейчас, по отзывам ребят, ещё лучше стал. Я тебя знаю, ребята с тобой в деле были, так что доказывать свою благонадёжность тебе не нужно. Это уже второй плюс. Третий плюс — ты и на службе одиночкой был, команда для работы тебе была нужна постольку-поскольку. Самостоятельность мышления это значит. Дальше: со слов Владимирского знаю, да и ещё в той жизни от ребят слышал, что ты «приподнялся», а заодно по белу свету помотался. Так?

— Так.

Тоже было бы глупо отрицать. Помотался — не то слово.

— Ещё лучше, — с удовлетворением кивнул Николай. — Два языка свободно у тебя. Руководил фирмами и людьми на гражданке, опыт управления есть. В случае чего сможешь дело открыть и через день не прогореть — не то что мы, вояки. Мышление у тебя всегда было комбинационное, помноженное на редкую… хитромудрость. С людьми ты ладил легко, с женщинами в особенности. Про женщин — со слов ещё прошлых наших бывших ребят, Вяльцев конкретно о тебе рассказывал. Видитесь с ним?

— Виделись время от времени, — кивнул я.

— Это хорошо, в перспективе думаю его сюда заманить, — что-то пометил в блокноте Барабанов. — Ещё о тебе — владеешь многими навыками, для обычного военного непривычными. Лёгкие самолёты, мотоциклы, подводное плавание. Так ведь?

— Так.

— Обтёрся в обществе, везде за своего можешь сойти, чего о нас не скажешь — у нас погоны даже в бане заметны. Мне продолжать или ты за меня закончишь?

— Я закончу, — кивнул я, поняв, к чему ведут все эти последние славословия — к поправке положения с агентурной разведкой. — К себе приглашаешь. Ни личного состава, ни строевой службы, у вас пока особо не засвечен, могу работать под «крышей». Полевой агент, короче, так это называется?

В общем, блеснул я дедуктивными способностями.

— Это у них так называется, а у нас — оперативный сотрудник, — поправил меня Барабанов. — Но в основном ты прав. Звание дадим. От этого ты не отмажешься. Без звания не могу тебе допуск дать к информации. А вообще тут многие звания меняли — кто вверх, кто вниз, на звёзды «из-за ворот» особо не смотрят. Звание, довольствие, социальный пакет, так сказать. Жильё и прочее. Тут у нас с этим всё как в лучших домах. И в КЭЧ никому кланяться не надо. Начальник управления приказ подпишет о выделении — и хоть сейчас заселяйся. С красавицей своей.

Я вздохнул.

— Коля, мне очень, очень жаль, но она — точно не моя красавица. Она просто красавица, но я там только мимо прохожу. Как говорится: будете мимо проходить — проходите.

— Ладно, шучу.

— Чем заниматься? — спросил я с подозрением. — Что-то я не уверен, что готов в армию идти. Всё же возраст, и всё такое…

— Чем заниматься — определим сегодня или завтра, работы хватает. Как заниматься — решай сам. Мы тебя ни в чем стеснять не будем. Я ведь тебя знаю: тобой командовать — только дело портить. Думаю, что как разберётся Палыч с твоей красоткой — так и дело появится. Со званием… ну, капитана дадут, я думаю. С меньшим званием самостоятельность у нас иметь сложно, а без звания и зачисления в штат ни о каком допуске не может быть и речи. Зарплата будет девятьсот двадцать экю в месяц. Это на самом деле много здесь, у военных трат меньше, чем у гражданских, а оклад как у инженера с металлургического. Так что решай, согласен?

— А чего решать? — снова пожал я плечами. — Я всё равно к вам ехал, но в строю с меня уже толку немного будет, физическая форма не та. Даже если и та, то возраст не призывной, и с ногой проблема с тех пор так и осталась. А здесь польза вероятна для дела. Пожалуй, что согласен. Но с сохранением оперативной свободы. Хотите агента в разных землях — я ваш. А служить строевую не хочу, ни малейшего желания не испытываю. У вас и без меня люди есть, помоложе. «Свободный художник», «вольный стрелок», «независимый подрядчик» — как угодно, но не в строй. В строю сами стойте, «начальник слева, начальник справа».

— Вот и ладно, договорились, — сказал Барабанов, продолжая что-то записывать. — Мне это тоже подходит. Ты посиди чуток, подожди, я к командиру схожу доложу.

Николай вышел из кабинета, а я пил чай и думал. Как ни крути, но лучшего предложения мне сделать и не могли. Может, и искал я здесь свободы, но какая она? Носиться по местным территориям безо всякой цели? Тут пожить, там пожить? А тут, похоже, снова «Отечество в опасности» — хоть и новое, незнакомое, но своё, родное, русское. Так, может, действительно даёшь мою энергию на пользу общему делу? Инициативу обещают не стеснять, «свободным художником» хотят видеть. Если так, то я не против. Я всю жизнь только так и работал. Тем более что была у меня уже одна навязчивая мысль, которую как раз здесь и обсуждать надо было.