И я стала думать, кого бы мне позвать. 14 мая должна была приехать мама с Николаем Ивановичем. Просто замечательно! Может, мама решит еще и охранника прихватить. Было бы неплохо.

А что, собственно говоря, думать – презентация через три дня! Нужно немедленно всех оповестить и сказать: «Явка обязательна». Проще простого!

Я пригласила Икки с родителями, у которых до сих пор продолжался медовый месяц; Пульку с гоголеведами – как нельзя кстати они решили передохнуть от утомительных поисков ребра великого писателя, автора бессмертных «Вечеров близ Диканьки» – сборника повестей, которые Пулька в детстве приняла за сочинения Леси Украинки; Женьку Овечкина, Анжелу со всем ее многочисленным семейством – она обещала прийти, несмотря на то что должна была родить через две недели; Власа, его родителей, Олимпиаду Ефремовну. Мне очень хотелось позвать и Мисс Бесконечность, но я побоялась – она еще слишком слаба для подобных мероприятий.

Итак, один день прошел настолько быстро, словно пущенная из лука стрела. Я занималась только тем, что приглашала друзей на презентацию. Катастрофа! Оставалось два дня!

13 мая. С самого раннего утра я села писать свою «Речь к читателям». Для меня это оказалось намного труднее, чем набросать сюжет для романа. «Уважаемые читатели!» – чиркнула я и задумалась – в слове «уважаемые» хоть и слышалось мое почтение по отношению к публике, но также присутствовало и отстранение от нее, некая отдаленность. «Нет, так дело не пойдет», – решила я и заменила «уважаемые» на «любимые».

«Любимые читатели!» – это вообще никуда не годится. Слышится какая-то фамильярность в слове «любимые», когда обращаешься к массе народу, не зная ни одного человека из этой самой массы. Еще наш великий писатель-пророк Федор Михайлович Достоевский говаривал: «Любить всех, значит, не любить никого». Стало быть, словосочетание «любимые читатели» наполнено фальшью и обманом.

«Дорогие читатели!» – слишком просто и избито.

Ну как, как мне начать свою «Речь к читателям»?! Может, мне оттого так трудно обратиться к любителям моих книг, что я никогда о них не думала – строчила романы, не представляя себе, кто их читает и покупает?

Весь день ушел на так и неудавшуюся «Речь». В конце концов я оставила эту затею и решила: буду говорить все, что придет в голову, не подумав о том, что в голову вообще в тот момент может ничего не прийти.

Утром следующего дня в Москву прибыли мама с Николаем Ивановичем. Я незамедлительно пригласила их на презентацию. Мама порадовалась моему успеху и тут же залилась слезами:

– Он изменил мне! А я-то, наивная, поверила! Влюбилась! Подлец!

– Кто? Николай Иванович?! – спросила я как громом пораженная. – С кем? С Эльвирой Ананьевной?

– Да при чем тут Коля? Кому он нужен! К тому же он все это время был под моим присмотром. Веня! Мой охранник! Я как приехала, ему первому позвонила – вперед тебя! Дочь на этого мерзавца променяла, а он мне – мол, между нами все кончено, у меня есть другая женщина! – воскликнула она и снова захлюпала.

– Нужен он тебе сто лет! Он тебя недостоин! Забудь о нем! У тебя муж есть, в конце концов!

– И то правда, – мгновенно успокоилась мама. – Коленька хоть и странный, но меня любит. Подумать только, я чуть было с ним не развелась и не ушла к этому ироду! Правильно говорят: «Что бог ни делает, все к лучшему».

С «Речью» у меня ничего не вышло, и я стала думать, в чем идти на презентацию. Думала целый день и в конце концов решила надеть строгий красный костюм, освежив его шелковым шарфом серебристого цвета.

Наконец наступил мой день – мой звездный час.

Все утро меня трясло мелкой дрожью, как перед зачетом по истории Древнего Востока на первом курсе института. Потому что преподавательнице, которая полгода посвящала нас в запутанный, покрытый вековой пылью мир шумерской цивилизации, заставляя близко к тексту пересказывать «Эпос о Гильгамеше» и подробно излагать о державе Хаммурапи, о хеттах-завоевателях, реформах Эхнатона, Тутмосе I и Рамсесе II, сдать зачет с первого раза не представлялось никакой возможности. Этой восточной женщине с иссиня-черными, распущенными до талии волосами, казалось, доставляло удовольствие нас мучить, заставляя снова и снова сдавать один и тот же, выученный наизусть, предмет. Студенты ловили ее около института, у подъезда ее дома, в метро, на автобусной остановке, рассказывая о духовной культуре Месопотамии и создании Персидской державы Киром, держа наготове ручку с зачетной книжкой. Рекордсменом стал юноша, который, по иронии судьбы, увлекался историей Древнего Востока с детства – он сдал предмет на двадцать пятый раз, лишь к концу второго семестра.

Влас заехал за мной в полдень, чтобы отвезти в книжный магазин.

– Ты прекрасно выглядишь, – заметил он. – И перестань дрожать от страха!

– Я не знаю, как себя вести, что говорить, и вообще, я, кажется, напрасно так официально оделась.

– Веди себя естественно. А этот костюм тебе очень идет и создан для подобных мероприятий.

– Правда?

– Правда. Сейчас тебя отвезу и поеду за бабушкой. Слушай, а хочешь, я всех своих сотрудников к тебе на презентацию пригоню? Тебе ведь сказали, чтобы народу побольше было.

– Да нет, сотрудников, пожалуй, не стоит, – подумав, решила я.

На улице светило солнце и было не по-весеннему жарко.

– Зря я этот костюм все-таки надела! Запарюсь!

– Вечером обещали похолодание.

– Это вечером…

– А зачем ты ноутбук с собой берешь?

– Нужно, – загадочно сказала я.

Я всю дорогу молчала, а Влас пытался развлечь меня, правда, он больше не рассказывал своих плоских, приводящих в замешательство анекдотов.

Стоило мне только войти в книжный магазин, как на меня набросилась Любочка, схватила за руку и поволокла в пустой, недавно отремонтированный отдел. Усадив за стол с горой моих книг, она приказала:

– Сиди и подписывай, а мы тут все устроим.

– Что, все эти книги нужно подписать? – удивилась я, потому что передо мной красовалось не меньше ста экземпляров «Убийства на рассвете».

– Конечно!

– А что писать-то?

– Ну, я не знаю. Что хочешь. Ты же автор! Напиши хотя бы: «На память, автор», потом поставь сегодняшнее число и дату.

– Точно! – радостно воскликнула я – эта подпись показалась мне гениальной.

На обложке книги на фоне нежно-розового неба было изображено искаженное ужасом красивое лицо жгучей брюнетки. Художник-оформитель, видимо, не удосужился прочесть роман, а ознакомился лишь с эпилогом – ведь Степанида, героиня романа, на самом деле-то страшненькая и вовсе не брюнетка. А в центре, на белых простынях лежит мужчина с запрокинутой головой, истекающий кровью, с ножом в груди.

Я робко подписала первую книгу (буквы получились неровные, как кривые зубы), потом вторую, третью. Подписав с десяток экземпляров, я так увлеклась, лихо закручивая букву «К» собственной фамилии, что книжки то и дело отлетали на соседний столик, как футбольные мячи.