На глухой двери мерцала интерактивная табличка: «Администрация». Ураганом Лоренсо ворвался в кабинет, напоминающий центр управления космическими полетами — сплошные дисплеи и графики.

Путь преградил амбал с зеркальным визором на квадратной физиономии. Лоренсо, попытался обойти громилу, но на плечо легла тяжелая рука.

— Мне нужно поговорить с господином Моррисом, — холодно сказал Лоренсо.

— Господин Моррис занят.

— Пустите меня. Я хочу сделать заявление. Хочу взять тайм-аут.

— Все заявления после поединка, господин импресарио. А тайм-аут не предусмотрен правилами, — безразличный тон амбала подействовал не хуже красной тряпки.

— Правила?! — выкрикнул Лоренсо. — Какие к черту правила! Вы людей ядом травите! — орал он, надеясь, что сидящие за дисплеями садисты услышат. — Я знаю, что вы задумали и этого так не оставлю! Я требую остановить раунд!

Охранник схватил за грудки. Пиджак затрещал, и Лоренсо вдруг показалось, будто вместе с ним вот-вот разойдется «тушка». Ноги оторвались от пола, и амбал без труда вышвырнул за порог. Дверь закрылась. Глухо щелкнул замок.

Еще долго Лоренсо тарабанил по обшитой сталью двери, долго выкрикивал проклятья и угрозы. Тщетно. Поединок не остановить, и если не случится чуда, то Рэйн умрет на арене. Глупая смерть на окровавленном песке под аккомпанемент воплей и аплодисментов, на которые не скупятся чудища с трибун.

* * *

Перед глазами рябило, будто арену спрятал туман. Сквозь него проступали нечеткие контуры башен, кривая стена, тропа под ногами — шаткая, строптивая, словно палуба хлипкой лодки в шторм. Рэйн оперся о стену, к влажной ладони прилипла каменная крошка. Зажмурился, выдохнул. Что-то мешало сконцентрироваться. Что-то горячее пульсировало в крови. Что-то лишнее.

Собравшись с силами, он открыл глаза. Пелена дала слабину, и Рэйн увидел, как по длинному веревочному мосту бежит здоровяк, размахивая секирой. Не сразу удалось понять: несется навстречу или же прочь? Снова глубокий вдох. Зрение стало четче — гладиатор бежал к башне, пытаясь уйти от стрелы. Острие секиры блестело, растрепанная коса била по взмокшей спине. Идиот. Жалкие сто двадцать метров — плевок для лука, тем более для компаунда.

Рэйн приложил стрелу, прицелился. Бегущая фигура то расплывалась, то обретала четкость. На миг показалось, что в руках не лук, а верная Катрин. Запах металла и оружейной смазки, гладкая сталь…

Стрела с визгом настигла жертву. Гладиатор перегнулся через веревочные перила, да так и застыл, словно на стоп-кадре.

Арена снова задрожала. Едва Рэйн успел сигануть на крышу железного контейнера, как стена позади рухнула куда-то вниз, где незримый механизм принялся за уборку. На этом перемены не закончились. В семидесяти метрах отсюда, на крыше решетчатого лифта, горела синяя надпись «ФИНИШ».

Рэйн хотел броситься к спасительному подъемнику, но тело больше не слушалось. Оно сделалось ватным, чужим. Не понимая происходящего, Рэйн осторожно коснулся раны в боку — ничего; запустил пальцы в теплую, чавкающую кровью, дыру — не больно, а должно бы. Поняв, что это действует яд, он медленно опустился на колени.

Перед глазами сгущался туман, сталь холодила кожу. Финиш… Далеко. Слишком далеко. Не добежать, не прорваться.

— Вставай…

Рэйн лежал на спине, глядя на высокий купол, усеянный красными лампами. Кругом вопили люди, требуя крови, но ее голос звучал отчетливо. Рэйн слышал, как шелестит ее кружевное платье, как ветер играет длинными черными волосами. От нее разило холодом.

— Вставай… Еще рано. Одна тысяча двести тридцать восемь. Ноль-единица-ноль-ноль. Семьсот сорок три. Двести двадцать четыре. Единица-ноль-единица-единица. Четыре тройки. Единица… Стальные крылья в вакууме…

— Одна тысяча двести тридцать восемь… — слышалось рядом, и Рэйн не сразу понял, что это его собственный голос. — Ноль-единица-ноль-ноль. Семьсот… — бормотал он, вставая, — … сорок три. Двести двадцать четыре, — повторял как заклинание.

Контроль над телом вернулся. Какой-то скрытый механизм активировал неиссякаемый резерв силы. Злость на собственную слабость ударила в грудь, заставив сердце яростно колотиться. Рука нащупала колчан на бедре — четыре стрелы. Рэйн прыгнул вниз.

Он бежал, понимая, что так быстро никогда не бегал. Тетива натянута, лук-компаунд отлично справляется с задачей, валя тварей на песок. На бегу Рэйн перепрыгнул через валун, напоровшись на истерзанный труп. Выдернул из отгрызенной руки мачете и сунул за пояс.

Справа налетела тварь. Он вмиг отреагировал, выпустив стрелу. Тварь взвизгнула, совсем ка человек, и упала в воду.

Все. Стрел больше нет. Восемь химер преграждают путь к победе, путь к жизни.

Рэйн ухватил рукоятку мачете и принялся рубить чудищ. Трибуны испуганно ахали, когда химера бросалась на жертву, и ликовали, когда он вспарывал монстру брюхо. В ушах гудело, происходящее напоминало симулятор, и Рэйн осознавал, что окончательно теряет способность здраво мыслить. С удвоенной яростью он прорывался к подъемнику.

Узкий мост вел к заветному финалу. Мокрые доски скользили под ногами, но Рэйн несся подобно вихрю, не боясь поскользнуться. Страху нет места. Мыслям нет места.

Сзади послышался рык — нагнали. Не колеблясь, он метнул мачете через плечо. Рык стих. Всего какие-то десять метров отделяли от победы, самые длинные десять метров в его жизни.

Лишь когда створка подъемника захлопнулась, Рэйн понял, что прорвался. Весь в крови он обессилено сполз по стенке. Позади осталась усеянная трупами арена. Аплодисменты гудели, публика скандировала имя Фантома, его имя, а он думал лишь об одном — курить охота. И когда эта простая мысль застряла в помутневшем сознании, окружающий мир расплылся. Подъемник лениво затарахтел механизмом, но этого Рэйн уже не слышал.

АРЕНА. День третий

Тошнота не отступала, превратив бодрствование в пытку. Желудок скручивался в тугой ком, дрожь била такая, словно Рэйн сутки провел в ледяной воде. В очередной раз склонившись над умывальником он думал, что скоро начнет блевать собственными внутренностями. К счастью, крови не оказалось, лишь вода и пена.

Минувшую ночь он провел в болезненном бреду и сейчас вспоминал раскаленные пески Арияны, а вместе с дикой планетой укус скорпионоподобного чаёнс. Тогда яд вывел из строя почти на неделю. Токсин химеры оказался не менее сильным и превратил тело в бесполезную оболочку, которая упрямо собиралась уйти на покой. Бобби не дал. Хирург не отходил ни на шаг: ставил капельницы, пичкал пилюлями, накладывал повязки и менял белье, когда в бессознательном состоянии организм забывал о существовании гальюна.

Откашлявшись, Рэйн умылся. Из заляпанного зеркала смотрел уставший мужчина со шрамом на левой скуле, синяком под глазом и трехдневной щетиной на бледном лице. Вот чем наградила Арена, помимо славы и денег.

Чувствуя себя немощным стариком, он проковылял в комнату и плюхнулся на диван. Бобби как раз крепил к стойке капельницы очередной пакет с изумрудно-зеленой жидкостью.