— Она что, так и должна все время спать? — Нина как сквозь вату слышала беспокойный Васькин голос. — Это нормально?

— Значит, организм требует.

Она узнала — это Игорь Михайлович. Нина, не открывая глаз, слабо сказала:

— Здравствуйте, Игорь Михайлович.

— Вот это хорошо! А то все спит, спит… Тебе вставать уже сегодня нужно, красавица, а то спайки наживешь.

— Мне очень спать хочется, — сказала Нина и проснулась. Васька с печальным лицом сидела на колченогом больничном стульчике, а доктор Емец стоял и весело глядел на нее, Нину Кузнецову. Потом откинул одеяло и что-то стал рассматривать, подняв Нине рубашку.

— Так… так… — приговаривал он, проводя не больно пальцами по коже, — очень хорошо. Ленишься, матушка, — обратился он к Нине, уже совершенно проснувшейся.

— Ей что-нибудь сегодня можно? — спросила у доктора Васька, как всегда обеспокоенная вопросами Нининого питания.

— Сегодня — водичку без газа, компот без сахара. Завтра — бульон, нежирный творожок, компотик. А там посмотрим. — Он подмигнул Ваське и вышел из палаты.

— Ниночка, может действительно встанешь? Давай я тебе помогу, а? Просто встанешь, и все. А я тебя подержу? А то все спишь и спишь. Уже половина двенадцатого.

— А день какой? — Нина смотрела на Ваську непонимающими глазами, и Васька испугалась по-настоящему:

— День — четверг. Девятое число. Вставай, Нинуль. а? Водички попьешь… Давай я тебе помогу…

— Что вы делаете, девушка! Разве можно? — В палату быстро вошла медсестра, та самая Ирочка, и отстранила Ваську. — Разве вам можно с таким животом? Ну, как вы себя чувствуете? — обратилась она уже к Нине. — Правда, молодцом? Все уже позади, теперь уже будем выздоравливать. — Она разговаривала с Ниной, которая была старше ее, как с ребенком. Васька подумала, что так, наверное, правильнее всего. Как же она сама-то… Ирочка между тем продолжала:

— А сейчас мы водички попьем, сядем немножко… — Она потянулась, что-то щелкнуло в кровати, и верхняя часть плавно поехала, приподняв Нину. — Так лучше, правда? Вы меня не узнаете?

— Вы Ира, — отозвалась Нина. — Вы сказали, что будет не ваше дежурство…

— Я поменялась, — объяснила Ирочка. — Ну, что, так вам лучше?

— Лучше, — согласилась Нина. — Правда, я бы попила. Пока Нина жадно пила, Васька очень тихо прошептала

медсестре на ухо:

— Она что-то очень странная. Какой день, спрашивала. Вы ей ничего не говорили?

— Это после наркоза, — так же шепотом ответила Ирочка. — Такое часто бывает. — Она покосилась серым глазом на Ваську. — Там из милиции приходили…

— О чем вы там шепчетесь?

— Да вот, девушка интересуется, когда вам вставать.

— А я прямо сейчас и встану. — Нина попыталась спустить на пол ноги и, поморщившись, тихо охнула. Васька тут же бросилась к ней и зацепилась краем халата за стул. Стул с грохотом упал. Медсестра Ирочка спокойно отцепила Васькин халат, подняла стул и помогла Нине спустить ноги на пол. Васька надела на нее тапочки, и Нина встала на непослушные, как будто чужие ноги. Ей вдруг показалось, что она не сможет сделать ни шагу. Но неожиданно правая нога сама шагнула вперед, потом левая — и вот она уже дошла до двери. Васька заботливо поддерживала ее с одной стороны, медсестра — с другой. Таким трио они и вышли в коридор. «Да, — подумала Нина, — мне нужно теперь заново учиться ходить. И заново учиться жить со всем этим».

— Нет, не видел никогда. — Гера Томашевский вертел фоторобот, двигая его по столешнице то ближе, то дальше. — Понимаете, так можно каждого нарисовать. Если здесь немного подправить — буду я. А если вот так — брови повыше и нос потоньше — то вы. Нет, извините, но я его не видел.

Бухин разочарованно убрал фоторобот. Никто, кому он его предъявлял в подъезде, не узнал так называемого «телемастера», кроме консьержки, которая категорически утверждала, что видела его вечером в день убийства. Последняя надежда была на то, что его опознает Томашевский.

— Спасибо. — Бухин встал. — Если вдруг вспомните его, или жена ваша… Телефоны…

— Она вот-вот должна вернуться. — Томашевский взглянул на часы. — Она к Нине пошла, ну… к Кузнецовой. Может быть, нам пока по кофейку?

Кофе был давно выпит, хозяин вежливо молчал, но, видимо, тяготился присутствием гостя. Ждать дальше, конечно, не имело никакого смысла. Неизвестно, когда придет эта жена Томашевского. Может, она по магазинам пошла, может, еще куда.

— Ну, я пойду… Вы мне, пожалуйста, перезвоните…

— Конечно. — Томашевский, провожая гостя, опять взглянул на часы.

— Я пошел. — Бухин переступил порог и нажал на кнопку лифта. Тот загудел и стал подниматься откуда-то снизу. Саша вздохнул. Катерина тоже сегодня впустую съездила к этой Кузнецовой. Наверно, день такой. Створки лифта разошлись, и Саша задумчиво шагнул вперед.

— Извините… — растерянно протянул он, потому что навстречу ему выходила молодая девушка с огромным живо том, который не закрывал надетый на нее плащ. Вот на этот живот Бухин и налетел. — Простите, — еще раз пролепетал он, уступая ей дорогу, — я не хотел…

— Ничего. — Васька протиснулась мимо скромного молодого человека. — Это я вас напугала.

«Да это же жена Томашевского!» — понял он и догнал молодую женщину.

— Еще раз извините, вы Татьяна Томашевская?

— А, — вспомнила Васька, — вы из милиции, да? Да вы проходите…

— Собственно, я тут вашему мужу показывал… Он говорит, что вы его никогда не видели… — мялся Бухин в дверях. — Вы все-таки посмотрите, Татьяна Михайловна…

Васька взяла у него листок, сбросила на ходу мокрые туфли и прошла ближе к свету. Посмотрела. Потом вернулась и отдала портрет обратно.

— Нет, вроде не видела.

Из кухни показался сам Герман Томашевский, вытирающий руки полотенцем.

— Спасибо вам, я пошел. — Саша начал заталкивать листок обратно в папку и потянул змейку. Змейка разъезжалась через раз. То есть она раз — разъезжалась, а раз — заедала. Сейчас наступил как назло тот раз, когда ей вздумалось заесть. Лист перекосился, и Васька, стоящая у двери как радушная хозяйка, чтобы проводить гостя, внезапно потянула его на себя.

— Дайте-ка его сюда… Вот так… Если вот здесь чуть-чуть… И лоб пониже… И волосы покороче… Конечно, это он!

— Кто? — Гера потянул листок к себе. — Кто он, Вась? Ты что, его знаешь?

— Да ты его тоже знаешь! Вот здесь, смотри — помнишь — нос у него кривоватый, как будто перебит… Ну, помнишь?

— Да не помню я никакого носа, — отмахнулся от нее муж. — Где ты его видела? По этой бумажке каждый третий подходит.

Саша Бухин задержал дыхание. Эта Татьяна, которую муж почему-то называет Васькой, сейчас все-таки опознает загадочного «телемастера».