частично вызваны «отсутствием стремления к работе нескольких моих предшественников»{343}. В результате сенаторы привыкли вмешиваться в дела, которые их не касались, — такие, как распределение наград, — и злоупотреблять своей властью. Она также предупредила Вяземского, что его, очень вероятно, попытается обмануть «мелкая рыбешка» — клерки, которые работают на Сенат. Самый легкий способ справиться с ними, — предложила она, — просто увольнять их.

Четырнадцатого сентября 1763 года клятва Екатерины, данная в предыдущем году, была реализована открытием на окраине Москвы, в деревянном доме, принадлежавшем ранее Александру Глебову, Павловской больницы. Сначала там было двадцать пять коек и три сотрудника. Финансируемая исключительно Екатериной, она предлагала бесплатное лечение для излечимых бедняков обоего пола. Затем, 21 апреля 1764 года, на тридцатипятилетие Екатерины, были открыты Дом подкидыша и родильный дом[34] для незамужних и сильно нуждающихся матерей.

Желая прекратить детоубийства (и воодушевленная британской и европейской моделями, такими, как Дом подкидыша Томаса Корама в Лондоне и Ospedale della Pieta в Венеции), она открыла пятиэтажный Дом подкидыша, в котором принимали детей, не задавая никаких вопросов. Он имел также церковь и молочную ферму с восемью десятками коров. Мать могла позвонить в дверной колокольчик; спускалась корзина, в которую она клала ребенка с запиской, указывающей его имя и был ли он крещен. Затем корзина поднималась наверх, и женщина уходила своей дорогой. К концу 1764 года в Дом поступили пятьсот двадцать три младенца, а в больнице за год приняли четырнадцать родов. Однако смертность в Доме была тревожно высокой. В результате его, как и появившийся позднее двойник этого Дома в Петербурге, стали называть «фабрикой ангелов». Выжившие дети получали хорошее образование и, похоже, были вполне удачливы.

Тесно взаимодействовал с Екатериной в организации и управлении Дома подкидыша и родильного дома Иван Бецкой, чиновник и друг (и бывший любовник ее матери), который обычно читал ей в полдень книги. Другим крупным проектом, над которым они вместе работали, был Смольный институт — пансионат для девочек, основанный в Смольном монастыре (построенном Растрелли для императрицы Елизаветы на юго-западном берегу Невы), который взял за образец заведение мадам де Мантенон в Сен-Сире; это заведение Екатерина давно мечтала превзойти.

Деятельность Екатерины как собирателя произведений искусства началась также в 1764 году — с покупки двухсот двадцати пяти картин старых мастеров у берлинского торговца Иоганна Гоцковского. В основном это были фламандские и датские мастера, в том числе «Портрет молодого мужчины с перчаткой» Франса Хальса, а также «Польский дворянин» и «Иосиф, обвиняемый женой Потифара» Рембрандта. Первоначально эти картины собирались по указанию Фридриха Великого, но в конце Семилетней войны экономическое положение Пруссии стало таковым, что он не смог выкупить их. Цели Екатерины при их покупке были и политическими, и художественными: она намеревалась продемонстрировать всей Европе превосходство России.

Петр Великий и Елизавета оба собирали произведения искусства — но именно с Екатерины началось систематическое коллекционирование. С этой первой крупной покупки у Гоцковского началась знаменитая коллекция, которая стала синонимом слова «Эрмитаж». В том же году началось строительство Академии художеств на Васильевском острове по проекту французского архитектора Жана-Батиста Вален-Деламота, одного из первых сохранившихся в России зданий в стиле классицизма. Екатерина была под таким впечатлением от таланта архитектора, что пригласила его произвести первое расширение Зимнего дворца — Малый Эрмитаж, который соединялся с основным дворцом крытым мостиком и предназначен был стать личным дворцом, где императрица могла бы без церемоний принимать друзей и размещать увеличивающуюся коллекцию картин.

Отношения между Екатериной и Григорием Орловым теперь вошли в рамки придворной жизни, вызывая постоянное скрытое недовольство — но без особого беспокойства. Больше не было серьезных разговоров об их женитьбе. По возвращению в Зимний дворец осенью 1763 года Екатерина заняла комнаты в юго-восточном крыле первого этажа, в которых раньше жил Петр III с Елизаветой Воронцовой, и превратила их в свои личные апартаменты. Григорию предоставили покои над ее собственными, так что любовники могли посещать друг друга по потайной лестнице. 19 сентября граф Бэкингем при посещении Орлова неожиданно столкнулся с императрицей. «Она вошла в незаметную дверь; он ушел, и отсутствовал почти все время визита. Она пробыла там примерно полчаса»{344}.

Первый любовник Екатерины, Сергей Салтыков, теперь служил в качестве полномочного посланника. Он написал ей из Парижа в апреле 1764 года, благодаря за деньги (20 000 рублей), которые ему послали, чтобы оплатить долги, и прося, чтобы ему заодно выплатили его оклад и расходы за прошлый год. Никита Панин подтвердил, что эти деньги высланы, и спросил Екатерину, не послать ли Салтыкова к саксонскому двору. Мнение о нем у Екатерины было невысоким. Она ответила Панину: «Разве он уже и так не попал в приличную беду? Если выручаетесь за него, то посылайте, но только где бы он ни был, он всегда будет у телеги пятым колесом»{345}.

Разрабатывались также планы использования Станислава Понятовского ко благу России — и его собственному. Король Польши Август III умер 25 сентября 1763 года, вызвав волнение в среде правителей Европы, которые хотели расширить свое влияние в этой стране. Екатерина написала Панину: «Не смейтесь надо мной, но я подпрыгнула на стуле, когда услышала новость о смерти короля Польского. Король Пруссии наверняка выскочил из-за стола, когда услышал это»{346}. Племянник Панина через женитьбу, князь Репнин, немедленно был отправлен в Варшаву с указанием предложить Станислава Понятовского как кандидата России при назначении следующего короля. Репнин и русский посол в Варшаве граф Кейзерлинг были уполномочены припугнуть военной силой и даже аннексией польских территорий, если возникнут возражения по поводу кандидатуры Понятовского. Уже десятилетия Россия осуществляла неформальный патронаж Польши — с тех пор, как Петр Великий гарантировал соблюдение ее конституции 1716 года. Сама Екатерина пренебрежительно относилась к этой стране и ее хаотической системе управления (особенно по поводу права veto, которое позволяло любому члену Сейма запретить прохождение любого закона); это отношение включало в себя и презрение к воинствующему католицизму. Она считала также, что ее бывший любовник имеет слабый характер, и в результате будет зависеть от нее. 26 августа 1764 года Понятовского единогласно (в присутствии русских и польских войск, чтобы голосование наверняка прошло правильно) избрали королем Польши. Он взял имя Станислав II Август. Екатерина с триумфом письменно сообщила Никите Панину об их общем достижении (и заодно пожаловалась на боль в спине):

«Дорогой Никита Иванович!