Он тяжелой глыбой осел на землю. Шаркнул ладонью по налитым кровью глазам. И вдруг мутно подмигнул сквозь затухающее пламя костра Эвину:

– А эта твоя Сонья?.. Она, судя по легенде, ничего так бабенка. Ежели бессмертная, так, наверное, сохранилась неплохо. Как найдем ее, ух я с ней поиграюсь!

И, верно, опять подогретая алкоголем дурь закипела в нем.

– Сонья-а-а! – проорал он в затянутую туманом даль. – Не скучай, дорогая, я уже иду! Сонья-а-а-а!..

– Заткнись, придурок! – вскочил на ноги Мартин. – Совсем ополоумел!

Цыпа Рви-Пополам довольно рассмеялся:

– Все, верховод, все. Буду спать. Уж и пошутить нельзя!

Плот Свами Полторы-Руки был связан жгутами шкур каррхамов из длинных и толстых кривоватых ветвей, явно срезанных с Пограничника. Плот Свами Полторы-Руки был довольно широк, казался неуклюжим и грузным, но надежным. Время вовсе не повредило его, напротив, даже сделало еще крепче: ветви его проморились водами Омута и стали как камень, узлы креплений затвердели настолько, что распустить или разрезать их не представлялось возможным. Спущенный на воду, плот хорошо держал семерых крепких мужчин, так хорошо, что можно было предположить: он выдержит и еще столько же.

Цыпа, поставленный на «корму», оттолкнулся длинным шестом от берега, и плот заскользил по черной неподвижной воде Мертвого Омута, словно по поверхности жирно закопченного зеркала.

Очень тихо было вокруг. Черная вода выглядела какой-то тяжелой, будто смола; ни волны, ни рябь не могли колыхнуть ее вязкую тяжесть, даже в фарватере плота она лишь чуть волновалась пару секунд – и снова застывала.

– Похоже на то, что, если сейчас сойти за борт, пойдешь как посуху, – высказался Тони Бельмо.

Но экспериментировать, конечно, не решился.

Туман быстро скрыл берег, от которого отчалили, и путешественники оказались в серой пустоте, совершенно безо всяких ориентиров в пространстве. Из-за неестественно глухой тишины и мрачного однообразия пейзажа им чудилось, будто они не плыли, а стояли на месте. Цыпа, которого тоже пленило это наваждение, заработал шестом сильнее, да настолько, что «нос» плота приподнялся, а черная вода в фарватере и по бокам заволновалась хлестче.

– Не спеши! – осадил Цыпу Эвин.

– Чего это? – ощерился тот. – Хорошо же идем!

– Делай, что говорят! – прикрикнул на Рви-Пополам Мартин Ухорез.

Цыпа неохотно сбавил темп.

И тогда откуда-то из-за туманной завеси до путешественников долетел жалобный стон.

– Это еще что? – вздрогнул Тони Бельмо.

Эдгард крутнул в пальцах свой посох, с тугим шорохом рассек им сырой воздух.

Стон повторился – став ближе и протяжнее, воющие нотки появились в нем. Смертная тоска и боль слышались в этом звуке. Разбойники поежились.

Эвин кивнул Мартину. Ухорез вполголоса отдал своим людям команду быть наготове. Те обнажили мечи. Рамси Лютый зарядил арбалет, положил его до поры рядом с собой.

Стон снова прорезал туман… сорвался на всхлип и опять сгустился до тревожного завывания.

– Что бы это ни было… – прошептал Бельмо, – оно идет на нас…

– Или мы на него, – добавил Стю.

Эвин, проговорив что-то себе под нос, начертил перед собой замысловатый знак – и тотчас его правая кисть, которой он делал пассы, окуталась красноватым сиянием, словно появилась на ней призрачная перчатка. Начертил еще один знак – уже левой рукой: и засияла его левая кисть, пальцы на которой заметно вытянулись красными стрелами.

И снова стон… Лающий всхлип, короткий вой… Уже совсем близко.

– Вон! Вон! Смотрите! – взмахнул мечом Тони.

Но и без него уже видели все… прямо по курсу бесшумно всплывший из-под воды человеческий силуэт по пояс.

– Мертвяк… – сдавленным страхом горлом хрипнул Стю Одноглазый. – Утопленник!

Это было действительно жутко. Темный силуэт, в котором нельзя было различить деталей, угрожающе торчал над неподвижной водной гладью, как вбитый в нее уродливый гвоздь. Прямо на этот силуэт несло плот. Пожалуй, только у Цыпы это зрелище не сжало сердце, воображения Цыпы не хватило на то, чтобы испугаться. Он бросил шест себе под ноги и вытянул из перевязи топор, задорно хохотнув – потому что противник не выглядел для него слишком серьезным: какой-то темный силуэт, безоружный, с пустыми руками, без клыков и когтей, подумаешь…

Вот мертвец (да кто ж это еще мог быть?..) снова испустил стон, еще громче, протяжнее и страшнее, чем раньше.

Слева и справа снижавшего скорость плота ровно и быстро, как поплавки, вынырнули из-под черной воды один за другим еще несколько силуэтов. Раз, два, три… четыре… Пять мертвецов по пояс выглядывали из воды. Усиленный впятеро полувой-полустон хлестнул по черной воде, вспузырил ее, заставив плот остановиться, закачавшись.

И Эвин, держа направление на тварь, появившуюся первой, выбросил вперед правую руку, мгновенно сжав и разжав пальцы, как делают, когда нужно стряхнуть с них капли воды. Красная «перчатка» сорвалась с его кисти, в полете вытянулась в загнутый вовнутрь клинок, напоминавший лезвие косы, – и этот клинок рассек мертвеца наискось через грудь – и без всплеска скрылся под водой.

Верхняя половина торса отвалилась, и стон превратился в шипение освобожденного из раскрывшейся грудной клетки воздуха.

Но то, что осталось от мертвеца, не ушло под воду.

А напротив – стало подниматься.

Человеческий торс оказался лишь чем-то вроде нароста на бесформенном белесом туловище, появившемся из-под воды. Несколько пастей, источая облачка колеблющегося мрака, разверзлись на том туловище, несколько глазок, глубоко посаженных между пастями, заблестели хищными красными огоньками. Мерзкая туша возносилась все выше и выше по мере того, как распрямлялись под ней множество длиннейших суставчатых паучьих лап.

Эвин взмахнул левой рукой вверх. Пять светящихся стрел слетели с его пальцев, пронзили тело твари в пяти местах… и прошли сквозь белесую плоть, как сквозь тесто, оставив пять черных отверстий, которые тотчас сомкнулись. И через секунду туловища не стало видно, оно скрылось в тумане наверху, на виду остались только лапы, тонкие, мокро поблескивающие, словно черненые кости.

Тварь двинулась к плоту, перебирая отвратительными своими лапами, которые оканчивались длинными и тонкими клинками. Слева, справа и позади плота с тяжким хлюпаньем поднялись из черной воды Мертвого Омута еще четыре чудовища, вознесли свои бесформенные тела в слои тумана, скрыв их от глаз людей. Но пока поднимались они, путешественники имели возможность получше разглядеть вросшие в тварей останки человеческих тел, иссиня-черных, закостеневших, высосанных досуха, тщательно и жадно, до последней капельки крови, боли, страха и отчаяния. Но все равно еще каким-то образом живых… Нет, не живых, а… не умерших окончательно?