— Зато увлекательно. И почему я должен предпочитать общество стареющих мужчин, нудных и бесплодных, обществу дам — тоже, быть может, стареющих, но весьма бархатистых на ощупь? Приятно бывает, знаешь ли, освежиться…

На лице Юрия возникла кривоватая улыбка. Он тоже с удовольствием скакал по балам и маскарадам и однажды утащил у княжны Одоевской ее домино и маску, нахлобучил все это поверх мундира и провел забавный вечер в Дворянском собрании. Спустя несколько дней Юрия подняли с постели рано утром и вызвали к дежурному генералу графу Клейнмихелю, который растолковал Лермонтову, что тот уволен в отпуск только для свидания с бабушкой и в его положении неприлично разъезжать по праздникам, особенно когда на них бывает царский двор…

— От баб бывают всякие другие неприятности, хоть и не всегда непристойного и болезненного свойства, — сказал Юра. — Помнишь Амели Крюденер? По слухам, императрица так заинтересовалась всей этой историей, что даже прочитала «Демона» и «Героя», а после подсунула твои творения царю, ну и тут государь…

— Да, — Мишель сморщился. — Знаю. Мне в точности передавали. «Следует развивать образ Максим Максимыча и нечего разводить апофеозы Печорина». Как будто во всем этом дело! При чем тут апофеоза, если был написан портрет с натуры? И отчего люди не умеют читать?

— Тс-с! — Юрий поднял палец. — Ты далеко зайдешь.

— Я и так далеко зашел… И в результате «мне» даже сабли «За храбрость» не дали.

— Ну и не надо, мы ведь с тобой и без того знаем, что я — храбрец… И Руфин это знает. А чьим еще мнением дорожить? Не Мартынова же… Кстати, Мартышка мой что учудил! Я ему за одну глупость «разоблачением» погрозил — а он взял и вправду вышел в отставку…

Мишель насторожился:

— Расскажи.

Ах, проницательный господин Беляев, «серый человечек», — все ведь угадал в точности! Ненависть бывает более чуткой, чем даже материнская любовь; а здесь дело шло о некоторых суммах, обращавшихся между невысокими, но чрезвычайно услужливыми армейскими чинами, и ниточка, постепенно истончаясь, уходила наверх, обрываясь неподалеку от самого царя. Но даже не в суммах заключалась истинная причина. Суммы — пустяк, не они вызывают злобу; можно без всякой ненависти убить человека, случайно догадавшегося о том, о чем ему догадываться никак не следовало. Нет, Беляеву отвратительно было само естество «этого» Лермонтова — да и «того» Лермонтова, пожалуй, тоже. Так один вид животных не переносит другого. Спрашивается, отчего домашняя кошка, которая кушает печенку и свежую рыбу, кидается на грязную мышь? Ведь не есть же она эту мышь собирается! Нет, а какой-то инстинкт заставляет ее это делать. Откуда холеная барская моська знает о том, что ей по рангу положено обтявкать ни в чем не повинного кота, вдруг явившегося пред нею на подоконнике? Кто сообщил ей эту обязанность?

Все инстинкты «серого человека» вопияли ему о том, что Лермонтов представляет собою нечто противоестественное. Мишель — как явление — вызывал у Беляева глубокий природный протест. И не у него одного. Беляев достаточно хорошо изучил человеческую натуру, чтобы не сомневаться: после того, как поручик Лермонтов будет убит (после того, как ОБА ОНИ исчезнут с лица земли!), большинство одобрят это, и зазвучат голоса рассудка: «Не тот — так этот непременно бы его пристрелил! Не живет человек долго с таким скверным характером. Странно еще, что так долго прожил». И убийце будут руку подавать, даже жалеть его станут — «жертва обстоятельств». И в Английский клуб рекомендацию дадут.

Ничтожность самого Беляева, его постоянное нахождение в тени также играли немаловажную роль. Этот человек испытывал адское наслаждение, созерцая созданный им самим театр теней, наподобие китайского: залитые беспощадным светом, объемные фигуры перемещались, согласно его заданию, встречались между собой, совершали глупости и преступления, и мир двигался в том направлении, какое изначально было задано незаметным, многими презираемым человечком.

Князь Васильчиков оказался для Беляева легкой добычей. Александр Илларионович не обладал сильной душой, зато виртуозно владел изумительно удобным анализом собственной натуры: счастливый характер — легкий характер! Если и случится ему совершить злодейство, то оно ничуть не затронет души князя, скользнет по краю, может быть — в самом худшем случае — чуть царапнет. Так, досадное недоразумение; а вообще-то он человек отменно хороший.

* * *

Лермонтова как-то мгновенно убрали из Петербурга. Пружины, которые были приведены для этого в действие, остались незримы, но предписание вышло — и Юрий, как ни бесился от этого, вынужден был спешно покинуть столицу. Мишелю предстояло выехать в тот же день или чуть раньше, чтобы не попасть никому на глаза, даже случайно; но тут случилась небольшая заминка.

Мишель тоже решился ехать на Кавказ.

Юрию затея не слишком понравилась.

— Кавказ, а тем более — армия — большая деревня, похуже Москвы. Там не то что прожить незамеченным, там и чихнуть нельзя без того, чтобы об этом не узнала половина офицеров!

— Да я и не в армию… Юра, тебе не кажется, что есть несколько подозрительных обстоятельств?

— Например?

— Отставка Мартынова.

Юрий изумился:

— Ты до сих пор об этом думаешь? Мартышка — человек компанейский, не без талантика (как и я, заметим), а главное — красавчик и нравится женщинам. Что еще?

— Еще — он воспринял твою угрозу всерьез. А это кой о чем может говорить.

Юрий постучал себя по лбу пальцем:

— Мишель, ты становишься нездравомыслящим. Со мной бабушкою командирован сам Монго. У него — строгий пакет приказаний. Приглядит в случае чего, чтобы я не отколол лишнего. Он-то — дьявольски здравомыслящий.

— Я хочу лучше понять, что там случилось, — упрямо повторил Мишель. — Тебя могли ухлопать за здорово живешь. Меня блевать тянет, когда я об этом думаю. А кое-кого — ухлопали, и тоже непонятно, зачем они погибли.

Юрий уселся напротив брата, картинно расставив ноги и склонив голову набок.

— Вот почему ты такой упрямый? Везде тебе «чудится». Ничего там не случилось. Обычная халатность. Мартышка проспал, чеченец проскочил…

— С телегой и порохом в свинцовых бочонках.

— Я начинаю думать, что ты и впрямь представитель «отрицательного направления» в литературе. В самом крайнем выражении, — сказал Юрий.

— Юрка, на маленьком участке армии что-то прогнило, и ты случайно ступил в самую вонючую лужу.

— Это называется «резонанс», — сказал Юрий.

Мишель передернул плечами:

— Вот уж не знал!

— Ладно. — Юрий поднялся. — Мне пора собираться. — Его лицо омрачилось. — Вышвырнули из столицы, как паршивого котенка!

— Еще одно доказательство твоей правоты. Косвенное — но… Встретимся в Ставрополе, — заключил Мишель. — Я поеду на долгих, мне подорожную не выправить… Дождешься?