– Фокшаны зажмут рот всем, кто трезвонили, что мы с австрийцами в несогласии! – с удовольствием говорила она в те дни.

За Фокшаны Суворов был награжден бриллиантовым крестом и звездой к ордену Андрея Первозванного, а от австрийского императора получил богатую табакерку с бриллиантовым шифром при очень любезном рескрипте. Принцу Кобургу же был пожалован большой крест ордена Марии-Терезии.

* * *

Минул июль, а главные силы потемкинской армии все еще продолжали медленно двигаться от Ольвиополя к Днестру. Светлейший опасался за Крым и за Кубань. Потому все никак не мог решиться – осаждать ли ему Бендеры или идти в Молдавию, куда по слухам стягивались главные турецкие силы.

Наконец, решившись, он велел командиру передового корпуса князю Репнину подкрепить Суворова, а самому двигаться навстречу войскам Эски-Гассана, начавшего эту кампанию очаковским сераскиром.

18 августа при Сальчах Репнин имел авангардное дело со старым Гассаном, после чего бывший капудан-паша отступил. Репнин подошел к Измаилу и встал в пушечном от нее выстреле. Артиллерия открыла сильный огонь. Загорелось предместье, а потом и сам город. В крепостной стене была пробита большая брешь. Солдаты ждали штурма, но Репнин на него не отважился. С музыкой и барабанным боем войска отступили. Солдаты роптали об измене.

Тем временем главные силы турок собирались в Молдавии. Великий визирь, собрав до ста тысяч войск, перешел Дунай у Браилова и двинулся к Рымнику. Принц Кобургский узнав об этом, тотчас же послал к Суворову за помощью. Получил извещение 6 сентября ночью, Суворов не заставил себя ждать.

– Кобург почти караул кричит, а мы едва ли к нему поспеем вовремя! – поделился своими мыслями генерал-аншеф со своими офицерами. – Впрочем, мы выступаем!

Дивизия выступила в поход ночью, перейдя реку Бырлад, сделали недолгий привал, затем снова изнурительный марш с переправой через Серет. Кобург обещал навести через Серет мост, но навел не там, где надо. Пришлось идти в обход. Началась буря: ветер и проливной дождь, дорога быстро превратилась в сплошное болото. К мосту удалось кое-как добраться только к следующей ночи. Суворов с авангардом успел перейти реку, но потом потоки воды сорвали часть моста. Переправа стала весьма рисковой, и Суворов был вынужден ее отменить. Уставшие и промокшие насквозь солдаты стояли по колено в грязи, под проливным дождем. Затем генерал-аншеф отвел их на возвышенность, где было посуше.

Для исправления моста согнали тысячу окрестных жителей, к ним в помощь еще полторы тысячи солдат, и к утру мост был готов. Буря тоже кончилась, небо прояснилось. Солдаты ободрились и повеселели. На рассвете полки снова тронулись в путь, перешли Серет, проделали еще два десятка верст по размытой дождями дороге. Настроение, впрочем, у всех было самое боевое. В марширующих по непролазной грязи ротах распевали на злобу дня:

Ах, ты, сукин сын, Гассан,

Попадай нам в руки сам!

И не делай тамо споров,

Где любимый наш Суворов!

Он ерой, а не драчун,

Будет турку карачун!

Вечером войска переправились через реку Путну у Маринешти, где и расположились на отдых.

Суворов терзался, предполагая, что турки уже атаковали принца, и он не успеет к нему на помощь. Наконец привезли записку от Кобурга, что турки пока ведут себя смирно. Суворов несколько успокоился.

Рано утром 10 сентября казаки прискакали к австрийскому лагерю и были встречены криками восторга.

– Генераль Форвардс! Генераль Форвардс! – кричали австрийские солдаты друг другу.

«Генералом вперед» австрийские солдаты прозвали Суворова еще после Фокшан и теперь были особенно рады, что именно он пришел к ним на помощь. Затем с пехотой прибыл и сам Суворов. До полудня подошел весь русский отряд и сразу примкнул к левому флангу австрийцев, уже два дня выдерживавших авангардные стычки с турками. Для Суворова тотчас же разбили шатер, туда навалили сена, и генерал-аншеф, зарывшись в него, принялся обдумывать дальнейшие действия.

Но подумать не дали. К шатру вскоре прискакал Кобург. Друзья генералы расцеловались, и Суворов потащил австрийца к себе на сено, чтобы там, валяясь в скошенной траве, обсудить их дела.

– Милый принц, – обратился он Саксен-Кобургу-Заальфельду. – Нам необходимо безотлагательно атаковать!

– Почему? – недоуменно взирал на него отпрыск Габсбургов. – Не лучше ли нам оставаться в позиции оборонительной и выжидательной?

– Ежели турки не атакуют, значит, поджидают подкреплений! – втолковывал ему Суворов.

На это Кобург хмуро заметил, что силы уже и так неравны, и турок вчетверо больше, а потому атаковать их слишком рискованно.

– Ну и что, – рассмеялся Суворов. – Быстрая, смелая атака обещает успех. К тому же множество турок множит и их беспорядок. А кроме того, их не столь уж и много, чтобы заслонить нам солнце!

Принц, однако, продолжал упорствовать, и тогда выведенный из себя Суворов заявил:

– Ежели ваше сиятельство не разделяет моего взгляда, то я атакую турок одними своими войсками и надеюсь их разбить!

– Вы затронули мою честь! – прикусил губу австрийский генерал. – И я вынужден согласиться, хотя и остаюсь при своем мнении!

Пожимая на прощание Кобургу руку, Суворов ободрил огорченного австрийца:

– Не грустите, Фокшанская баталия показала силу нашего братства, а нынешняя будет еще славнее!

Проводив союзника, Суворов с несколькими офицерами и казаками отправился на рекогносцировку к реке Рымне. Чтобы лучше осмотреть местность, он даже влез на дерево.

Как только зашло солнце, войска тронулись на турок двумя колоннами. Правую составляли русские войска, усиленные двумя дивизионами австрийской кавалерии. В левой колонне шли австрийцы. Ночь была безлунная, но звездная. Перешли вброд речку Мильку. Дальше шли в полной тишине, чтобы застать турок врасплох. Через полтора десятка верст перешли вброд и Рымник. Выйдя на берег, союзники построились в боевые порядки. Кобург поставил шесть пехотных каре в первую линии, четыре во вторую, сзади – кавалерию. Наши войска так же имели первые две линии пехотные, а конницу сзади. Первою линией наших войск командовал генерал-майор Позняков, второй – бригадир Вестфален, во главе кавалерии бригадир Бурнашов.

Как и в прошлый раз при Фокшанах, для поддержания связи между союзниками была назначена часть австрийских войск под начальством генерал-майора Карачая.

Солнце уже давно встало, а войска двигались, все еще необнаруженные турками. Но вот впереди замелькали всадники, а затем против наступающих вывалила огромная масса галдящей и вопящей турецкой конницы.

* * *

Ближе к полудню великий визирь объехал лагерь на опушке Крынгумейлорского леса. Все было как всегда. У бесчисленных костров кучками сидели артели кафадаров-приятелей, хлебавших похлебку-чорбу из сарочинской крупы. За отдельными кострами сотники-миллеазымы и десятники-чауши лакомились залитым бараньим жиром пловом. Вдалеке раздавалось мычание коров и блеяние коз. Там стоял обоз.