Избавившись от окурка одним щелчком среднего пальца, Джереми пересек всю площадь в обратном направлении, двигаясь к господствующей над другими зданиями массивной мечети Хасана,[80]и вскоре вышел на центральный городской бульвар. Мэтсон чувствовал себя измотанным; голова кружилась, тело повиновалось чуть с запозданием, как бывает при легком опьянении. Дождавшись первого трамвая, он поехал в северную часть Каира, в штаб-квартиру египетской полиции, в свой кабинет. Вошел туда, схватил подробный план города и принялся выписывать названия всех больниц, расположенных рядом с кварталом Шубра. У него появилась стратегия, план военных действий. Если расправа над бродягой в Шубре действительно была первым преступлением, совершенным убийцей детей с той же нечеловеческой яростью, тогда, возможно, преступник посещал близлежащие больницы. Во время последнего разговора по телефону Азим кратко описал ему свои приключения; сказал, что обнаружил монстра. По его словам, это лишенный волос чернокожий великан, на его сгнивших челюстях виднеются жалкие обрывки щек. Араб вопил, что негр и есть гул. Однако склонность видеть в ужасном на вид человеке мифологическое существо вполне объяснима.

Если подобный человек убивал в квартале Шубра, то, вполне вероятно, его знают сотрудники местных больниц. Кто-то из врачей мог лечить странное заболевание. В окрестностях этого бедного района нашлось не так много мест, где оказывали медицинскую помощь. Еврейская больница, например, довольно далека для человека, который, возможно, не имел иного средства передвижения, кроме собственных ног. А ведь, наверное, он передвигался под покровом ночи.

Джереми взял автомобиль и отправился в больницу лорда Китченера. Это учреждение было ему прекрасно знакомо: именно здесь работал доктор Корк, которому он систематически поручал проводить вскрытия. В этой больнице никто не вспомнил огромного негра с наполовину сгнившим лицом.

Тогда детектив направился во второе и последнее в его списке медицинское учреждение — больницу Булак. Здесь по описанию Джереми подозреваемого узнала сначала медсестра, а затем и врач. Пациент действительно был не из тех, кого легко забыть. Этому человеку помощь оказывали всего однажды — более полутора месяцев назад, в конце января. Персонал больницы попытался отправить несчастного в приют по меньшей мере на несколько месяцев — до тех пор, пока он не поправит здоровье. Однако больной сбежал, прежде чем за ним пришла машина. Этот человек жил прямо на улице; по своему поведению больше походил на бродячую собаку; не говорил ни слова и явно страдал от недоедания. Гниль распространилась у него по всему телу. В больницу его силой привели постовые полицейские квартала Шубра — нашли бродягу скрючившимся среди развалин брошенного дома. Из-за ужасающего внешнего вида постовые приняли нищего за труп, чьи щеки обглоданы животными, однако затем труп зашевелился… Полицейские сначала испугались, а затем притащили сюда этого великана, который не проявлял никакой враждебности. С тех пор работники больницы не видели беднягу: тот либо умер, либо скрывался где-то неподалеку, забившись в какой-нибудь мрачный угол.

Что касается болезни нищего, врач затруднился поставить точный диагноз. По симптомам заболевание походило на проказу, однако на самом деле это оказалась не она. Щеки бедняги были изъедены полностью, плоти почти не осталось; нос также частично сгнил; один глаз казался ненормально обнаженным, почти подвешенным к глазнице. Врачи так и не смогли открыть великану рот — челюсти как будто склеились. Неудивительно, что пациент пребывал в крайней степени истощения. Он был способен глотать только жидкие продукты, которые приходилось вводить ему в рот через крошечные отверстия между сгнившими зубами.

В середине дня Джереми отправился в обратный путь. У Фрэнсиса Кеораза большие связи; можно предположить, что печальная история о человеке-животном достигла его ушей и богач велел своим подручным разыскать несчастное создание — при правильной организации дела это проще простого. Тот, кого Азим считал демоном-гул, в настоящее время был заперт или просто жил в каком-нибудь тайном помещении. Кеораз присматривал за ним, давал ему пищу и крышу над головой.

Джереми обосновался в кафе, расположенном на террасе среди садов Королевского яхт-клуба, недалеко от места его работы; сидя за столиком, он наблюдал, как солнечный свет отражается от напоминавшей платину поверхности Нила. Мысленно он составлял отчет. Чернокожий гигант, без сомнения, иммигрант из Судана. Ребенком беднягу прогнали из семьи, после того как болезнь, какой бы она ни была, его изуродовала. Он вырос в одной из лачуг квартала Шубра — месте столь же диком, как саванна с африканскими хищниками. Сюда еще не проникли ни полиция, ни гражданское право. Это целая вселенная, не подчиняющаяся никаким правилам и скрытая от посторонних взглядов. Одинокий и обезображенный, негр поступал в соответствии с собственными представлениями об этом жутком мире. Не зная никаких правил, он изобрел их для себя сам. Возможно, с точки зрения развития сознания этот человек вообще не повзрослел. Он оставался ребенком, всю жизнь страдавшим из-за своей болезни. Еще до изгнания из семьи родители донимали его обидными шуточками, а ровесники — пинками и тумаками. Да, гипотеза казалась вполне правдоподобной. А затем со дна его души поднялась звериная ненависть к этому миру. Жестокость была лишь отражением перенесенных им страданий. Дети казались ему причиной всех его бед, источником одиночества. И гнев несчастного существа наконец нашел выход. Вот что произошло.

А Кеораз… Джереми составил довольно точный психологический портрет миллионера. Тот привык властвовать, иметь все что душе угодно, всегда получать больше других, жить лучше. Не признавал никаких ограничений и дошел до того, что в конце концов потерял самого себя. Жажда власти превратила его жизненный путь в безумную спираль. Однако Кеораз был цивилизованным и образованным человеком. Даже если он и чувствовал себя свободным от современной морали, он сам не мог совершить зверства, которым подверглись убитые дети. Поэтому богач воспользовался гул; как настоящий кукловод, он манипулировал действиями чернокожего великана. Дергал за веревочки и вел ослепшего человека по дороге ненависти к единственному выходу — преступлению. Оно давало абсолютную свободу и одновременно являлось источником удовольствия для несчастного. А Кеораз упивался властью; в стороне наблюдал за гнусными поступками покорного ему монстра. Подобно Франкенштейну, он казался лишь неясной тенью позади создания, на которое обращено все внимание.

Нет, поправился Джереми, следует уточнить в окончательном отчете, что Кеораз не только наслаждался своим всемогуществом, правом распоряжаться жизнью других людей. Все было еще более гнусно: богач получал при этом сексуальное удовлетворение, о чем свидетельствовала сперма на крыше над местом варварского убийства последнего ребенка. В то время как гул наносил удар, Кеораз находился неподалеку и смаковал это зрелище, которое давало пищу его мерзким, животным фантазиям.