Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну зачем же! На месте трущоб уже три года как высотные дома. Наши бывшие лихоимцы полностью восполнили наворованное. И переселились в благоустроенное жильё. Да только как волка ни корми… Восемьдесят процентов этой братии обменялись квартирами с москвичами и растворились во тьме столичной чиновничьей мафии. Слава богу, на их место приехали вполне добропорядочные граждане. Остальные двадцать процентов раззомбировались от нацеленности на хищения, живут наравне со всеми и только удивляются, почему в своё время поддались воровскому промыслу.
С высоты птичьего полёта Артюшин показывал корпуса местного университета, Ольмсфорда, и рассказывал, что в качестве преподавателей привлечены лучшие учёные страны и мира. Об этом я читал ещё в тюрьме, но не прерывал рассказчика.
Когда вертолёт завис над одним из самых больших спортивных стадионов, градоначальник сказал, что следующий чемпионат мира по футболу пройдёт в Ольмаполе и что местная футбольная команда второй год подряд занимает первенство страны.
– Ну а бомжи. Как они, так и ютятся по подворотням?
– Понимаешь, бомжей в полном смысле этого слова не осталось. Для тех, у кого нет желания работать и содержать в порядке собственное жилище, имеются пансионаты гостиничного типа, где их кормят, одевают, предоставляют крышу для ночлега. Это больные люди, надломленные прошлой жизнью. Их теперь немного, с ними работают психологи, и число их неуклонно сокращается.
– Помирают?
– Нет, излечиваются.
– А пьянство?
– Потребление алкоголя – один и шесть десятых литра на человека. Как в царской России в начале двадцатого века.
– Наркотики?
– Полностью искоренены. После той публичной казни с отсеканием кистей рук наркота резко пошла на убыль, тебе это известно, а затем и вовсе сошла к нулю. Границы нашего региона наркодельцы обходят стороной. В других же городах и весях наркобизнес по-прежнему процветает, и счёт жертв там идёт на миллионы. А центральные власти, как и в былые годы, продолжают, в основном, ограничиваться одними лишь рассуждениями о борьбе с наркоманией.
– Оппозиция существует? – спросил я при упоминании власти. – В Ольмаполе, разумеется.
– Куда она денется.
– Сильно донимает?
– От неё нет покоя. Критикует и слева, и справа. И это хорошо, даже замечательно. Оппозиция заставляет держаться в хорошей работоспособной форме. И меня, и мою команду. На второй срок в качестве кандидата на мэрское кресло я шёл под флагом местной партии порядочных людей – такая партия всё-таки была создана. Сегодня в затылок нам дышит партия реальной свободы. По моему предложению был создан теневой кабинет эрэсовцев, на полном содержании городского бюджета. Они в курсе всех дел, и в случае победы на выборах примут бразды правления безболезненно для города.
– Нет желания остаться на третий срок? Ты мог бы легко победить. Используя тот же административный ресурс. В условиях России это было бы в порядке вещей.
– Но не в условиях Ольмаполя. В нашем законодательстве чётко прописано – два срока! И зачем на третий? Чтобы войти в местную историю с клеймом узурпатора? И быть проклятым потомками? Нет, честь мне дороже власти.
В последующие месяцы и годы мы с Артюшиным ещё не раз встречались, и он много и подробно рассказывал об очередных успехах ольмапольцев.
Да я и сам видел перемены, происходившие прямо на глазах.
Мало что осталось от того провинциального города, который я когда-то знал. Почти всё теперь было незнакомо, и это навевало некоторую грусть. Одновременно во мне жило понимание, что дону Кристобалю удалось-таки правильно расколоть алмаз, о котором он когда-то упоминал. И получить прекраснейший бриллиант чистейшей воды.
После побега из тюрьмы я вёл спокойный размеренный образ жизни. Устраиваться наёмным работником у меня не было надобности, поэтому я просто шевырялся потихоньку по хозяйству: кое-что ремонтировал вокруг дома, рыхлил и поливал грядки на огороде, ухаживал за плодовыми деревьями.
Напротив деревни в неглубоком узком заливе была устроена деревянная пристань с лодочной станцией, и я подолгу плавал по Ольме на собственной пятиметровой парусно-моторной лодке, отдыхая от тюремных стен. Или устраивал походы за грибами, один или с Зиночкой. Или отправлялся за калиной и шиповником в приречную пойму, густо заросшую всевозможным кустарником. Готовил ужин, чтобы было чем встретить жену, возвращавшуюся с работы. Она по-прежнему занималась благотворительностью, среди прочего опекая уже упоминавшиеся выше пансионаты для бездомных.
Когда у нас заканчивались деньги, я протягивал перед собой руку, и спустя сколько-то мгновений на ладони появлялся небольшой необработанный алмаз примерно в 10–12 карат, бесцветный или с голубым оттенком. Или кусок янтаря, излучавший подобие солнечного света. Или золотой самородок в пределах килограммового веса. Я сдавал эти полезные ископаемые одному огранщику драгоценных камней и получал взамен денежную сумму, вполне достаточную для скромного прожитья.
Ещё я подарил несколько драгоценных безделушек Зине: красивую брошь из пока ещё никем не найденных сокровищ царицы Айнаиты, жившей пятнадцать миллионов лет назад; бриллиантовые серёжки в золотой оправе и несколько бриллиантовых же подвесок, поднятых усилием мысли с морского дна. В середине шестнадцатого века эти украшения принадлежали одной испанской королеве, но пропали при кораблекрушении во время шторма. Каждый раз моя супруженька отдаривалась долгими чувственными объятиями.
Время от времени я садился в машину и совершал поездки по окрестным сёлам.
В прежние годы здесь и там на околицах этих сёл непременно виднелись постройки, которые при ближайшем рассмотрении оказывались свинарниками или коровниками. Или кошарами для овец.
Сейчас редко где можно было заметить какую-нибудь ферму по выращиванию продуктивного скота. Надобность в них отпала. Искусственное мясо, молоко, а также кожу для выделки обуви и одежды и даже шерстяную нить производили машины Пеймера. Если кто и занимался животноводством, то исключительно ради туристического бизнеса.
Несколько раз я сам приезжал на такие фермы. За весьма умеренную плату меня поили парным молоком, проводили между летними калдами, заполненными телятами, и вдоль длинных рядов коровьих стойл. Показывали фляги, компрессоры, доильные аппараты и прочее молочное оборудование, конечно, фотографировали на фоне какого-нибудь телёнка или наиболее удойной бурёнушки и тут же выдавали готовое фото.
В качестве компенсации за потерю животноводства фермерам и обычным крестьянам в течение пяти лет выплачивались суммы, вдесятеро превышавшие их прежний доход. Такие деньги полностью покрывали и материальный, и моральный ущерб, и не было ни одного случая недовольства по поводу возобладания новой отрасли.
В основном сельчане теперь занимались возделыванием зерновых культур, различных овощей и специй и разведением садов.