Ильфат улыбнулся:

— Можете, Роберт Ильич. И передавайте Тоне при следующем свидании привет.

И застенчиво добавил:

— Она у вас очень красивая и хорошая…

…К утру следующего дня Роберт Ильич узнал массу занятных деталей, которые имели отношение к делу, но были известны только узкому кругу посвященных.

У отца покойной Яны Ставрогиной, первого заместителя министра обороны СССР, были украдены секретные документы, которые тот, в обход правил, взял к себе домой, а за эти документы западные державы многое бы отдали.

Причем на выходных до того, как была обнаружена пропажа документов, блудная дочь приехала из Ленинграда в Москву не одна, а в сопровождении своей свиты. В которую входил и Виктор Сипливый.

Роберт Ильич, который был вынужден терпеть появление влиятельных лиц криминального мира в «Петрополисе», если они, как и все прочие, были гостями, обратился к помощи одного из таких боссов.

Тот, выслушав просьбу, произнес:

— Что ж, узнаю по своим каналам… Что дочку твою в оборот взяли — дурная история. Ей ведь «вышку» вкатают…

— Тоня ни в чем не виновата! — заявил директор, а вор в законе расхохотался:

— Ну, мы все ни в чем не виноваты, судьба-злодейка так распорядилась. Но твою девчонку, похоже, на самом деле крупно подставили. Назначили ответственной за чужую мокруху. Ладно бы мокруху, а тут речь идет о шпионаже и государственной измене! Точно «вышку» дадут…

— Так когда информация будет? — спросил, чувствуя, что его охватывает ужас от слов босса подпольного мира, Роберт Ильич.

— Не гони ты лошадей. У нас бизнес неторопливый. Сказал же — помогу, значит, помогу!

Ждать пришлось недолго, хотя каждый час, каждая минута, каждая секунда казались Роберту Ильичу вечностью.

— Итак, получи, что хотел. Того, кто исчез в конце прошлой недели и до сих пор нигде не всплыл, кличут Антоном Мухиным, погоняло — Муха. Хитрый тип, себе на уме, все с фарцовщиками и торговцами валюты трется… Не похоже, чтобы на дно залег, у него как раз сделка крупная намечалась, а без него сорвалась.

Роберт Ильич произнес:

— Фарцовщики и валютчики… А к Михаилу Прасагову он отношение имел?

— К Мишке? Они с ним на ножах, пару лет назад едва друг друга не угробили, так как каждый подозревал другого, что тот его «обул». Но Мишка вряд ли к исчезновению причастен, он слишком осторожный, да и конфликт был исчерпан…

Но Роберт Ильич не сомневался, что на верном пути.

«Петрополис» наводнили люди в плохо сидящих костюмах, по слухам, шла война между Министерством внутренних дел и КГБ за право вести это дело и докладывать об успехах на самый верх.

Роберт Ильич понимал, что его дочка была разменной монетой в игре циничных мужчин.

Понадобилось еще какое-то время, чтобы установить, что у скромного Миши Прасагова имеется загородная дача, причем далеко не самая дешевая, в престижном районе, около Финского залива.

Роберт Ильич колебался недолго, отправился на эту дачу и, разбив окно, проник в дом.

Обыск в комнатах ничего не дал, и подвал дачного домика был на удивление маленький. Величай прошелся по комнатам, пытаясь сообразить, где же ему стоит искать.

Оказавшись на кухне, он вдруг обратил внимание, как под ногами скрипят доски. Откинув искусственную шкуру белого медведя, он заметил квадратную дверь, которая вела в подполье.

Открыв люк, он почувствовал резкий специфический запах. Так пахло тронутое разложением человеческое тело.

Спустившись по шаткой лесенке в подполье, он зажег висевшую под потолком лампочку — и заметил деревянный подклет, на котором висел большой замок. Пришлось долго возиться, чтобы его сорвать, однако наконец Величай сумел попасть внутрь.

В углу, прикрытое целлофаном, лежало человеческое тело. Роберт Ильич осторожно приподнял целлофан — и отшатнулся.

Так и есть, это было тело мужа Тони и его незадачливого зятя, Виктора Сипливого. Судя по всему, кто-то не менее дюжины раз вонзил ему в грудь нож. Труп явно подготовили к окончательному исчезновению, однако утилизовать еще не успели.

Но самым интересным было даже не это; у трупа Виктора имелись кисти обеих рук: и правой, и левой.

На нем лежала еще одна кисть — женская, явно некогда являвшаяся конечностью Яны Ставрогиной.

А чуть дальше Величай заметил второй труп — тоже мужской, но без левой кисти, которая была кем-то отрублена. Роберт Ильич сверился с фотокарточкой: да, так и есть, тот самый Мухин по кличке Муха…

Только вот как тогда вышло, что согласно официальной версии отпечатки найденной в номере 184 кисти мужской руки были отпечатками Виктора Сипливого?

Этот вопрос он адресовал главному из комитетчиков, которому предложил выпить кофе в ресторане «Петрополиса». Тот, внимательно выслушав директора, жестко произнес:

— Не стройте из себя сыщика-любителя. Вы ведь понимаете, что нарушили ряд статей Уголовного кодекса, вторгнувшись на чужую дачу и…

— И отыскал труп, который вы не смогли найти! — заявил Величай. — Причем труп с двумя целыми конечностями! Кстати, кто утверждал, что рука принадлежит моему зятю? Майор Лялько?

Комитетчик блеснул глазами и отчеканил:

— Мы все проверим. Но вы угомонитесь!

А Роберт Ильич, конечно, и не собирался бросать расследование, потому что Тоня все еще оставалась в СИЗО.

…Однако день спустя произошло невероятное: Тоню отпустили. Причем Роберт Ильич даже не был в курсе, и когда пришел в «Петрополис» после очередной своей вылазки, увидел дочь в компании Ильфата в ресторане гостиницы.

Они о чем-то беседовали, Тоня смеялась, а Ильфат смотрел на нее влюбленными глазами.

Роберт Ильич понял, что не ошибся в молодом человеке, подошел к ним, и Тоня с визгом бросилась отцу на шею.

— Папка, папочка! Они меня отпустили! И даже извинились! И все обвинения сняли! Это же ты сделал, скажи, ты?

Величай расцеловал дочку, скромно отметил, что сделал то, что было в его силах, а когда Тоня предложила присоединиться к ним за столиком, заявил:

— Нет, нет, вам лучше без меня… Зачем вам, как ты выражаешься, трухлявый предок?

И шепнул дочери:

— Ты к Ильфату присмотрись… Я ему жизнью обязан. Очень толковый, и «Петрополис» любит…

Дочка скривилась, а отец добавил:

— «Петрополис» — это наша судьба! И моя, и твоя. Так что последуй моему совету…

Роберт Ильич был за стойкой администратора, когда в холл гостиницы вальяжно вошел Роман Романович Лялько.

Нахмурившись, директор дождался, когда тот подойдет, и сухо спросил: