Выбраться отсюда на улицу было делом техники, и благо был порядочный запас времени, он, огля­нувшись, не раздумывая, вскочил в первый же под­кативший автобус, из которого свисали до отказа набившиеся граждане: работяги-оборонщики, не­смотря на отсутствие зарплат, все-таки ехали куда- то тачать на станках свою продукцию. Автобус завез его в промышленную зону города, где ни о какой экологии, кажется, и слыхом не слыхивали. Тут ча­дили трубы, пуская в небо дымы чуть не всех цветов радуги, и сам воздух, густой и жирный, только что не звенел от угольной и металлической пыли.

Автобус сделал круг, и он поехал обратно, уже один-одинешенек, потом снова вышел и, поголосовав минут пять, поймал левака, назвал район и адрес.

Немолодой мужичок за рулем, услышав назва­ние островка номенклатурного благоденствия, сразу поугрюмел и отчужденно уставился на дорогу.

— Ну, как вам там, неплохо живется? — поинте­ресовался ехидно. — Воздушек почище небось, чем тут, а?

— Да не оттуда я, — отозвался Турецкий. — Я вообще не из вашего города, приезжий.

— А я вот здешний, — зло сказал водитель, — вот и дышу этой таблицей Менделеева, и дети мои дышат. И загнусь лет на двадцать раньше, чем по­ложено. У вас-то как, ничего? Или тоже воняет?

— У нас-то? — повторил Турецкий. — У нас еще как воняет, пуще вашего.

— А порядочных ребят, кто за наши, людские интересы, как воробьев, из мелкашки щелкают. Слыхали небось, какие тут дела в то воскресенье творились?

— Кто ж не слыхал, — кивнул Турецкий. — Вся страна гудит: «Второй Новочеркасск, второй Ново­черкасск!»

— Вот ты, по-моему, человек понимающий, — сказал водитель. — соображаешь, откуда ноги рас­тут. Вот скажи ты мне, пожалуйста, неужто можно выяснить, кто человека на площади в толкучке за­колол?

— Не знаю, — ответил Турецкий, — это как по­везет.

— А при чем тут везуха, когда и так все понятно? Люди до полной крайности доведены, до предела, если тут, конечно, пределы могут быть. А всю власть в городе поделили. Сплошная мафия, всюду, кру­гом! Там бандюги, здесь ворюги, а уж как начальст­во хапает — только держись!

— Что ж народ-то молчит? — спросил Турецкий.

— А ученый потому что народ, чуть не сто лет учили. Да и то, кто тебе сказал, что молчит? Вот же, вышли! А что в результате? Опять похороны! Был тут у нас Русаков, нормальный парень, все пони­мал, здешней сволочи спуску не давал, вот его и кокнули, чтоб сам не рыпался и другим неповадно было. Вот выборы скоро, так? А за кого голосовать? За кого, я тебя спрашиваю? Опять за гуся этого, Платова? А еще за кого?

Сколько слышал уже подобных речей Турецкий от самых разных людей, пытавшихся объяснить и обрисовать обстановку самыми разными словами, сообразно образованию, социальному слою и набо­ру понятий, но суть вытекала одна: теперь, с гибе­лью Русакова тысячи людей как бы утратили ориен­тир и искренно считали, что их город, как и всю Россию, теперь уж точно засосет трясина, смрадный зыбун преступности и беззакония.

Но все это были самые общие разговоры, аб­стракции и отвлеченности, а ему нужны были факты, и только факты, которые вывели бы, в конце концов, на тех, кого ему надо было подсечь и вы­хватить на остром крючке, тех, кто вывел бы на людей, организовавших беспорядки, провокации и так ловко подстроивших убийство Русакова на пло­щади.

Они пересекли реку, и вскоре машина, разбитый «жигуленок» вроде того, что был когда-то у него, а после исчез в пламени взрыва, покатила по дороге, уходящей вверх по холму, где из-за крон деревьев уже виднелись верхи домов-башен. Въехали в рощу.

Турецкий расплатился и на прощание крепко пожал руку водителю.

— Кого-то мне ваше лицо напоминает, — заме­тил тот. — Никак не пойму, будто видел где-то.

— Вряд ли, друг, — сказал Турецкий. — Хотя, может, и сводила жизнь...

— А ну, погоди-ка, погоди-ка, — вдруг встрепе­нулся он и сразу перешел на «вы». — Это не вас тут, случаем, по телику показывали?

— Меня, меня, — усмехнулся Турецкий. — И зовут меня Марчелло Мастроянни.

— Стоп! Узнал! — вдруг вытаращил глаза води­тель. — Вы же...

— Тихо! — очень серьезно сказал Турецкий. — Тихо, отец! Спасибо тебе. И не журись! Может, еще будет на нашей улице праздник.

— Как считаешь, найдешь? Ну, тех... Поймаешь?

— Посмотрим. Пока надеюсь..

Водитель грустно усмехнулся, недоверчиво кач­нул головой, тронул машину и укатил.

До встречи с Саниной еще оставалось минут двадцать. Турецкий ушел в заросли кустарника под высокими соснами и огляделся. Все было спокойно. Если кто-нибудь и следил сейчас за ним, то только с какого-нибудь вертолета. Но никаких винтокры­лых в сером утреннем небе не наблюдалось.

Неподалеку валялись обгорелые обломки какой- то машины, кажется, «жигуля», в прошлом белого цвета. И на обугленной поверхности кто-то вывел по черной копоти стилизованную свастику из трех надломанных паучиных лап.

Он не спеша выкурил сигарету и снова вышел на проезжую часть. Тяжело рыча, в гору карабкался старенький красный «Запорожец». Турецкий мах­нул рукой, и водитель охотно вильнул в его сторону.

— Куда?

— После видно будет, — сказал Турецкий. — А заплачу хорошо. У вас время найдется?

— А то нет, — обрадовался человек средних лет. — Как времени не быть, ежели в отпуске без

содержания? И зарплату семь месяцев не платили. Только извозом и кормлюсь, содержу, так сказать, семейство... Если эта тележка ушастая встанет, хоть топись!

Все тут, кажется, говорили об одном, и все чув­ствовали, что их обманули, кинули посреди жизни, оставили ни с чем.

— Значит, так, — сказал Турецкий, — сейчас прихватим одного человечка — и куда-нибудь за город. — Он протянул водителю стотысячную бу­мажку.

— Ого! — воскликнул мужик и недоверчиво потер ее пальцами.

— Бери, не бойся. Не фальшивая.

Он вдруг почувствовал прилив знакомого азарта, который приходил всегда, когда он, как гончая, то ли верхним, то ли нижним чутьем брал след. Сердце забилось нетерпеливо и весело. Он уже знал, уверен был: предстоящая встреча то ли с женой, то ли с возлюбленной Русакова что-то наверняка переме­нит в ходе событий, после чего и сам темп этих событий резко ускорится.

— Вот туда, — показал он водителю, еще издали заметив номер дома. А неподалеку на лавочке — двух хорошо знакомых хмырей, видно, здорово про­дрогших за ночь. Он проехал мимо них и заметил, что оба узнали его.

А ее не было.

«Да что же это? — воскликнул он внутренне — Сама ведь на встречу вызвала. Уж не случилось ли чего, упаси бог!»

За домом, конечно, могли наблюдать. Плани­ровка огромного двора словно и была рассчитана на это.