«Третий кит» Временного правительства, Милюков, стал министром иностранных дел. И если царская власть отстаивала национальные и государственные интересы, то теперь послы Англии и Франции распоряжались российскими министрами как своими приказчиками! Каждое их слово становилось непреложным указанием, обязательным к исполнению [48]. Кстати, подобная зависимость от иноземцев становилась отличным козырем для большевистской и немецкой пропаганды. Агитаторы внушали: «министры-капиталисты» продались с потрохами, воюют за чужеземные интересы. А германское командование 29 апреля утвердило текст новой листовки для распространения на фронте — «русские солдаты являются жертвами британских поджигателей войны».

Вот теперь-то в Берлине возникли реальные надежды не только как-нибудь продержаться, а завершить войну с крупным выигрышем за счет России. Активизировали поддержку большевиков, снова выделили Парвусу крупные суммы, 5 млн марок. Германское руководство одобрило формулу, придуманную генералом Гоффманом. Призывать к миру «без аннексий и контрибуций», но при этом не забывать «право наций на самоопределение». Области, которые самоопределятся, попадут под контроль немцев. В немецкой ставке даже выпустили брошюру «Будущее Германии» с картой России, там были обозначены месторождениями полезных ископаемых, места проживания «нерусского населения», рассматривались возможности колонизации [88].

Но снова мы сталкиваемся с парадоксальной ситуацией! Германия делала ставку на революционеров, а Милюков, еще недавно вопрошавший с трибуны «глупость или измена?», принялся собирать этих революционеров в Россию! Министерство иностранных дел разослало указания российским посольствам и консульствам за рубежом — предложить политическим эмигрантам воспользоваться амнистией. Мало того, обеспечить им проезд на родину за казенный счет [97].

Новые властители России поспешили засвидетельствовать лучшие чувства не только перед союзниками и революционерами, но и перед международными еврейскими кругами. Под руководством Керенского стали разрабатывать закон о равноправии иудеев. О том, что «черта оседлости» уже отменена в августе 1915 г., никто не вспоминал. Авторы обращались к думской «Коллегии еврейских общественных деятелей», согласовывая каждое положение. Причем члены Коллегии оказались более рассудительными, чем министры и их помощники. Указали, что публикация такого закона будет выглядеть просто глупо. Предложили, чтобы он «носил общий характер и отменял все существующие вероисповедные и национальные ограничения» [70]. Керенский с товарищами учли критику и сделали именно так, как просили.

Их усердие оценили. Сам Шифф прислал телеграмму министру иностранных дел Милюкову, впервые принял благожелательный тон к России, поздравил с «великой и бескровной революцией». Милюков в ответной телеграмме рассыпался в изъявлениях дружбы. Стараясь подольститься, расхвалил кафедру социологии, которую Шифф основал в одном из американских университетов. Между прочим, это упоминание в правительственной телеграмме наводит на размышления. Дело в том, что кафедра Шиффа стала первым в США центром, который начал на научном уровне внедрять теории иллюминатов.

Это одно из самых радикальных течений масонства, основанное в 1776 г. в Баварии Адамом Вейсгауптом. В переводе с латыни «иллюминаты» — «просвещенные». Хотя возможно и иное толкование: «люди света», «несущие свет» (а «князем света» оккультисты называют Люцифера). Они провозглашали своей задачей разрушение всех мировых религий, монархий, института семьи и брака, слом всей традиционной системы ценностей. А также всеобщую глобализацию со стиранием государственных границ и национальностей. В XVIII в. такие цели выглядели бредовой утопией. В XXI в. вряд ли кто-нибудь назовет их фантастическими.

Мы уже упоминали, что к иллюминатам примыкали Парвус, Троцкий, германские «спартакисты». В частности, Парвус основал журнал «Колокол», который проповедовал необходимость грядущей глобализации. Именно такие теории стала разрабатывать кафедра Шиффа, обосновывая, что мир вступает в новую эру, «эру технократов», когда наднациональные обладатели финансовых ресурсов должны взять на себя руководство мировой политикой, производством, контролировать природные запасы, взгляды и чувства человечества. Причем подобное направление деятельности Шиффа оказывается далеко не случайным. Известно, что он являлся одним из высших иерархов масонского ордена «Бнайт Брит» [48, 62]. А этот орден возник в середине XIX в. в Нью-Йорке, когда часть иллюминатов, запрещенных в Германии и эмигрировавших в США, объединилась с некоторыми протестантскими и иудейскими сектами [97, 98].

4 апреля 1917 г. Америка стала официальной союзницей России, сенат США проголосовал за вступление в войну. Как и писал Хауз в прошлом году, почти сразу же после отречения и ареста царя. При этом господство Вильсон щедро поощрил финансовых магнатов, окружавших его. Барух был назначен министром военной индустрии, получил власть над всеми заводами США — стал настоящим экономическим диктатором. Майер стал главой Военной Финансовой Корпорации, заведуя всеми расходами. Додж и Дэвисон возглавили Американский Красный Крест. Высокие должности и полномочия получили Маршалл, Варбурги.

К новым властителям России олигархи США проявляли симпатии. Был создан «Американский комитет по поддержке демократического правительства в России», куда вошли 36 финансовых и политических тузов: Шифф, Дюпон и др. В кабинете Львова возникла идея осуществить «Заем свободы». Финансовый советник Временного правительства Б. Каменка (председатель правления Азовско-Донского банка) вместе с банкирами А. Гинцбургом и Г. Слиозбергом первым делом обратились к Шифффу, и он сразу согласился поддержать начинание.

В свою очередь, и Временное правительство тянулось к таким покровителям. В США оно назначило нового посла — масона Бахметьева. Он перед американцами откровенно заискивал, даже высказал пожелание, чтобы Вильсон взял на себя ведущую роль в мировой политике и «позволил России следовать за ним» [4]. Еще при царе для распространения объективных сведений о нашей стране в США было создано Русское Информационное бюро. Теперь почетными советниками этого бюро стали… Шифф, Барух, Маршалл, Селигмен, Страус, Вайс. Как видим, дружба выглядела самой тесной.

А из-за границы, пользуясь амнистией и радушным приглашением Милюкова, в Россию ринулись «борцы за свободу». Причем можно отметить: первыми сориентировались те из них, кто был связан с Парвусом. Сразу же, когда еще только начались беспорядки в Петрограде, из Копенгагена выехал в Россию Ларин (Лурье). Из США сорвалась с места Коллонтай. В Стокгольме она участвовала в совещании с Парвусом, Ганецким и Воровским. Потом очутилась в Гельсингфорсе, где установила более чем тесные контакты с матросским вожаком Дыбенко. Он стал очередным фаворитом Коллонтай, подчинил своих анархистов большевикам.

Рвался на родину и Ленин. По опыту 1905 г. он знал: в революции нельзя опаздывать, иначе к руководству не прорвешься. Только попасть в Россию для него было трудно. Швейцарию окружали воюющие государства. А контрразведки Франции и Италии хорошо знали, что большевики работают на противника. Ехать же через Германию или Австрию Ленин боялся, чтобы не скомпрометировать себя. Его окружение было нашпиговано германскими агентами: Платтен, Моор, Кескюла, Гримм, Радек. С Владимиром Ильичом и с германским посланником фон Ромбергом завязались переговоры, вырабатывались варианты, на которые Ленин согласился бы.