Но объяснять широкую амнистию идеализмом и чрезмерным гуманизмом Керенского у нас нет оснований. Еще в ходе революции он в Петроградском Совете возглавил операции по арестам министров, полицейских чинов. А едва получив министерское кресло, он почему-то поспешил развернуть настоящую войну против… Распутина. Именно Керенский, а не царь немедленно прекратил дело об убийстве Григория Ефимовича. Но и мертвого не оставил в покое.

Всего через два дня после отречения государя Александр Федорович с какой-то стати озаботился, что «в святцах появится еще один святой и к месту погребения потянутся богомольцы». Отдал приказ: «Труп Распутина нужно во что бы то ни стало тихо, без шума найти и уничтожить». Могилу на месте недостроенной часовни св. Серафима Саровского, где царская семья и их близкие упокоили старца, разорили. Наметили сжечь тело в паровом котле в Политехническом институте. Но по дороге сломалась машина. Тогда сопровождавший отряд из комиссара Купчинского, двух офицеров и нескольких студентов соорудил большой костер в лесу возле деревень Лесное и Пискаревка. Тело Григория Ефимовича облили бензином и сожгли. Между прочим, даже уничтожение мощей святого мученика оказалось пророческим — на этом месте в годы блокады Ленинграда раскинется самое большое и самое трагическое кладбище города — Пискаревское.

Ну а Керенский в марте 1917 г. создал Чрезвычайную следственную комиссию по расследованию злоупотреблений бывших министров и других должностных лиц [11]. Задача ей ставилась четкая — во что бы то ни стало доказать измену царя, императрицы и подтвердить грязные сплетни в адрес Григория Ефимовича. Мы уже отмечали, что комиссия искала очень широко, глубоко, интенсивно. Но все обвинения рассыпались в прах. Не удалось найти не то что доказательств, а ни малейших зацепок. Например, в числе арестованных оказалась Анна Вырубова. Ее-то вся общественность признавала однозначной любовницей Распутина. Больную женщину, инвалида, держали в Петропавловской крепости, допрашивали. Комиссия не постеснялась подвергнуть ее даже медицинскому обследованию, которое вдруг установило, что она… девственница [61].

Впрочем, хоть комиссия и маркировалась «для расследования злоупотреблений», но в ее действиях о законности говорить было трудно. Вина банкира Рубинштейна была уже доказана на суде, всколыхнувшем шум о его мнимых связях с Распутиным. Рубинштейна приговорили к ссылке под бурные восторг общественности. Но вот его-то освободили. Прокурор Завадский вспоминал, что увидел его, когда банкир завтракал вместе со следователями и членами комиссии, он был приглашен уже в качестве свидетеля давать показания против… генерала Батюшина. В итоге спекулянт-изменник уехал в Стокгольм, где продолжил дела со своим партнером Ашбергом. А в тюрьму попали Батюшин и его контрразведчики, докопавшиеся до подрывной работы банкиров, промышленников (и Гучкова, как мы помним).

Причем судьба тех, кто был арестован Временным правительством, тоже оказалась различной. Некоторые, как министр финансов Барк, сразу вышли на свободу. А других, как Батюшина, начальника Охранного отделения Глобачева, контрразведчика Комиссарова (успешно работавшего в 1905 г. против англичан), вообще не выпустили. Их освободили только большевики. Не выпустили и Протопопова. Его признали психически ненормальным, поместили в лечебницу. В 1918 г. большевики расстреляли его. Похоже, он знал слишком много и его роль была слишком неприглядной, чтобы сохранить ему жизнь. Точно так же в 1918 г. были ликвидированы Манасевич-Мануйлов, Хвостов, Белецкий, Рузский.

Стоит отметить еще один объект внимания Керенского на посту министра юстиции. Невзирая на провозглашенную свободу партий, слова, печати, он под маркой «черносотенных» запрещал монархические организации и газеты. Таким образом, если бы даже Учредительное Собрание состоялось в сентябре, на нем остались бы представлены только республиканцы, и решение главного вопроса, о государственном устройстве, было предопределено. Как видим, Керенскому дали очень важное поле работы.

«Двигатель» заговора Гучков стал военным министром. Начал он свою деятельность с весьма многозначительного распоряжения. В 1900 г. царь ввел в армии боевые знамена нового образца — с вышитым на них образом Спаса Нерукотворного и надписью «С нами Бог». Их освящали по особому чину, под этими знаменами наши воины сдержали японцев в Маньчжурии, освобождали Галицию, брали неприступный Эрзерум, поднимались в атаки Брусиловского прорыва. Гучков приказал сдать все знамена в Интендантское управление. Якобы для того, чтобы снять с них императорские вензеля. Но дело почему-то зависло. В воинские части их так и не вернули.

Ну и давайте сопоставим. Пока царь был во главе армии, она не потерпела ни одного поражения. Без царя и без этих знамен-икон она не одержала больше ни одной победы. Она стала разрушаться. Еще 1 марта Петроградский Совет за подписью Чхеидзе издал Приказ № 1. В войсках вводилось коллегиальное командование, солдатские комитеты, отменялось чинопочитание, дисциплинарные взыскания, допускалась обсуждение приказов, свобода митингов, отстранение неугодных начальников. По телеграфу Приказ № 1 разослали по России, он попал на фронт.

В воспоминаниях, записанных Базили, Гучков изобразил, что всегда был монархистом в душе, боролся за спасение армии. Как он настоял создать согласительную комиссию, и после трудных споров Петроградский Совет издал Приказ № 2 — уже с пометкой «по согласованию с военным министром». В нем уточнялось, что Приказ № 1 вводится только в тыловых районах, а на действующую армию не распространяется. Но было поздно, во многих фронтовых частях солдатские комитеты уже возникли, и было решено не трогать их во избежание конфликтов.

Как всегда, это вранье. Если военный министр хотел спасти армию, не лучше ли было вместо согласительных комиссий издать свой приказ по войскам о недопустимости принимать распоряжения посторонних организаций? А Приказ № 2 «по согласованию с военным министром» подтвердил на всю страну — да, Петроградский Совет имеет право командовать армией, устанавливать в ней свои порядки.

Но и после издания Приказа № 2 сам Гучков собственными распоряжениями распространил на все вооруженные силы многие положения Приказа № 1. Он провел и капитальную чистку командного состава, поувольняв троих главнокомандующих фронтами, ряд командующих армиями, корпусами, дивизиями, старших офицеров. Многих снимал «за монархизм», как главнокомандующего Румынским фронтом Сахарова. Сами по себе масштабы чистки сломали армейский порядок, подорвали авторитет начальников, солдатские комитеты принялись помыкать ими, а командиры начали заискивать перед солдатами, опасаясь, что их обвинят в «контрреволюционности» [22].

Разложение пошло стремительно. 19 апреля немцы ограниченными силами предприняли частную операцию на Юго-Западном фронте, решили отбить Червищенский плацдарм на р. Стоход. Его обороняли 14 147 человек. Из них в бою было убито и ранено 996, а 10 376 пропали без вести. То есть сдались или дезертировали. После этого Людендорф пришел к выводу, что России можно не опасаться, и на фронте наступило затишье. Русские были уже неспособны на активные действия, а неприятельское командование приказало не тревожить их. Опасность сплачивает людей, не надо мешать им разлагаться дальше [88].