Август 2008 года

Константин

Он проснулся с ощущением того, что всё плохое наконец-то кончилось. И больше не нужно опасаться за Арину и её дочерей. И за себя тоже. А значит, можно просто жить и радоваться тому, что вот и у него появился смысл этой самой жизни. Не выдуманный специально, только для того, чтобы не существовать совсем уж впустую, не притянутый за уши, а самый настоящий, важный и, по его, Константина, мнению, единственно верный.

– И жизнь хороша. И жить хорошо, – громко согласился он с тем, кто когда-то это сформулировал, и встал, жизнеутверждающе продолжив: – А в нашей буче, боевой, кипучей, и того лучше. – Маяковского он не слишком любил, да и не так чтобы очень знал, поэтому развивать тему не стал, а принялся собираться.

Пора было ехать в аэропорт. Деньги на его мечту теперь были, спасибо Светлане, которая, узнав о домах на деревьях, решила и свою долю вложить в идею бывшего мужа.

Уезжать не хотелось. Они с Ариной и девочками с каждым днём становились всё ближе, им было очень интересно и спокойно друг с другом, а некоторая неловкость, которая случается в начале отношений, уже исчезла. Девочки в обращении к нему легко и органично перешли на «ты». Было очевидно, что и страстно желаемого слова «папа» ему оставалось ждать недолго. И Константин не верил собственному счастью. Когда-то он мечтал услышать «папа» от сына, но так и не дождался. А теперь, словно в награду, у него появились две дочери, которых он уже очень любил и не представлял без них дальнейшей жизни. А уж без их матери – тем более. И необходимость уезжать от всех троих казалась ему какой-то особенно изощрённой пыткой.

Но были и взятые на себя обязательства. А потому ему предстояло ещё много поездить по миру. И ведь придётся попутешествовать, как бы ни хотелось сиднем сидеть за столом на кухне Арины и неотрывно смотреть, как она печёт блины или жарит сырники, а её коса при каждом движении вьётся по красивой шее, потом спускается на спину, загорелый кусочек которой виден в вырезе летнего платья, а потом и вовсе стекает на…

Константин усилием воли прервал ход мыслей, заведший его явно не туда, и, выйдя во двор, плеснул в лицо полные пригоршни холодной воды. Он по-прежнему спал в своей бытовке, потому что они с Ариной, не сговариваясь, решили, что не хотят подавать подросшей уже Мире неправильный пример, и вели жизнь вполне добрососедскую, невинную и целомудренную, если не считать, конечно, его мыслей, которые постоянно норовили свернуть куда-нибудь… Далеко, в общем.

Но, к счастью, как бы щедро ни была одарена талантами Мира, мысли читать она всё же не умела. Поэтому Константину в их с Мартой присутствии оставалось только следить за лицом (чтобы вид был как можно невиннее) и за руками (дабы не распускались). Этим он довольно успешно и занимался последнее время. Но с каждым днём такое примерное поведение давалось ему всё труднее. И, чтобы ждать намеченной на сентябрь свадьбы было не так невыносимо, Константин каждое утро старательно зачёркивал в настенном календаре дни. Самому было смешно, но тридцатипятилетний Константин Соколан очень хотел поскорее жениться. Нестерпимо хотел.

Одевшись для поездки и уже взяв портфель и портплед, Константин машинально заглянул в папку с документами, в которую имел обыкновение перед отлётом класть оба паспорта, внутренний и заграничный, и билет. Заглянул и замер. Билеты лежали на месте, а вот паспортов не было.

Константин медленно положил папку и портплед на стол и задумался. Вчера вечером он совершенно точно клал паспорта в кармашек папки. Рядом вертелась Марта, которая, если он уходил с их участка, моментально прибегала к нему. При ней он полностью собрался в путь – действия за месяцы работы тайным гостем были отработаны до автоматизма, а перед сном ещё раз проверил, всё ли на месте. И, тем не менее, ранним утром документов в папке не оказалось.

Мысль тут же заработала с невероятной скоростью. Кому могли понадобиться его паспорта?.. Вопрос, как их украли, Константин себе даже не задавал. Дни стояли очень жаркие, и единственное окно его бытовки, как раз рядом со столом, на котором он – о, верх легкомыслия! – оставил свой портфель, было распахнуто настежь.

Итак, кому могли понадобиться паспорта? И ведь взяли только их. Ничего больше. То есть, и нужны были только они. Не солидный дорогой кожаный портфель целиком, не билеты, не рабочие документы. А лишь паспорта. Взяв которые, кто-то аккуратно вернул папку на место и закрыл замок портфеля. Для чего? Чтобы он не сразу заметил? Что за ерунда?!

Братство прекратило своё существование. Жорка арестован… На этом месте ход его мыслей застопорился. Потому что, по мнению Константина, никто больше вредить ему не мог.

Так ничего и не придумав, в крайне задумчивом настроении он вошёл на кухню Арины. Та как раз снимала со сковороды тончайший кружевной блинчик. Стопка таких же – до невозможности ароматных и румяных – высилась рядом.

– Доброе утро, милый, – отложив лопаточку, которой снимала блинчики со сковороды, потянулась она к нему.

Константин обнял её. Под его руками заструились волосы, которые в это утро она просто собрала в хвост. Он глубоко вздохнул и так и стоял, жалея о том, что нужно уезжать. Хотя… Как же он забыл? Никуда уехать он не может. Паспортов-то нет.

– Ариш, – растерянно усмехнувшись, сказал он, – а у меня паспорта пропали.

– Как – пропали? Оба?!

– Да. Вчера вечером были. А сегодня – уже нет. Я их и билеты положил в портфель, который стоял на столе у окна. Ну, вот кто-то и… – Он махнул рукой.

– Та-а-ак, – протянула Арина, – неужели ещё не всё закончилось? Только вот…

– Что?

– Только вот, хоть убей, не могу понять, кому могли помешать или понадобиться твои паспорта.

– А если просто кто-то таким образом пытается меня не пустить…

– Куда? В Испанию? Там-то ты кому дорогу перешёл?

– Не знаю.

– Филиала Братства в Испании не было, – попыталась пошутить Арина.

– Ты уверена? – Он сам не знал, отвечает шутя или всерьёз.

– Абсолютно.

– Тогда я вообще ничего не понимаю.

– Маа-ма! Маа-ам! – Мира кричала традиционно громко. – Тут такое!

– Что?! – дружно вскинулись Арина и Константин и переглянулись встревоженно.

В утренней дачной тишине стало слышно, как Мира бежит по дорожке от дома. Она быстро простучала босыми ступнями по доскам веранды и влетела в кухню.

– Ой, Костя! Доброе утро! – затормозила она на полном ходу и спрятала руки за спиной. Розовое спросонья её личико выразило растерянность и смущение. – Ты уже здесь? Ой! – тут же стушевалась она от своей невольной бестактности. – Извини! Я хотела сказать: и ты здесь? Э-э… То есть… прости… я имела в виду, что рада видеть тебя здесь.

– Да ладно, Мир, не заморачивайся, – успокоил её Константин. – Ты нам лучше скажи, что случилось.