Неисторический характер данного описания Иоанна очевиден по многим причинам. Во-первых, следует отметить, что, если отрывок подлинный, то Пилат грубо нарушил судебную процедуру. Римский уголовный закон предписывал председательствующему судье поставить две конфликтующие стороны лицом к лицу, а не допрашивать их по отдельности (Деян. 25, 16). Во-вторых, зададим себе вопрос: кто мог подслушать предполагаемый разговор между Пилатом и Иисусом внутри претории, а затем пересказать его христианам? Нет никаких аргументов или фактов, подтверждающих историчность описанного разговора между Пилатом и Иисусом. Нет нужды доказывать далее, что прокуратор не позволил бы себе разглагольствовать на философские темы с евреем, подозреваемым в подстрекательстве к бунту против Рима. Заявление вроде «царство мое не от мира сего» в устах еврея звучит надуманно; так мог разговаривать только христианин. Мы имеем дело с типичным образчиком гностически ориентированной теологии Иоанна; этот диалог также кардинально отличается от описания у Марка и Матфея. Говоря о судебном слушании, они делают ударение именно на упрямом молчании Иисуса, которое, по их словам, удивило Пилата: «И не отвечал ему ни на одно слово, так что правитель весьма дивился» (Матф. 27, 14).

Жена римлянина – говорят, ее звали Клавдией или Прокулой, и она была внучкой императора Августа – введена в описание суда Матфеем: «Между тем, как сидел он на судейском месте, жена его послала ему сказать: не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него» (Матф. 27, 19).

В отличие от Пилата, вынесшего несправедливый приговор, его жена оказалась воистину прозорливой (и греческая Православная церковь причислила ее к лику святых). Блинцлер пишет:[616] «Даже женщина-язычница признает невиновность Иисуса и делает попытку спасти его от гибели, которую уготовал ему его народ».

Все усилия председательствующего судьи отпустить Иисуса оказываются тщетными перед лицом еврейской жажды крови. Одинокий борец за справедливость, Пилат вступает в безнадежную борьбу против vox populi. Вначале он прибегает к следующему прагматическому решению, описанному Лукой: он игнорирует обвинения Синедриона в том, что Иисус – бунтовщик, саботажник налогов и предатель (23, 2), оставляя их без комментариев. Затем, переходя к обвинению в том, что Иисус провозгласил себя царем евреев, он отвергает его как непоследовательное: «Пилат спросил Его: Ты Царь Иудейский? Он сказал ему в ответ: ты говоришь. Пилат сказал первосвященникам и народу: я не нахожу никакой вины в этом человеке» (Лук. 23, 3–4).

Когда еврейские власти и народ продолжили настаивать на осуждении Иисуса, прокуратор пошел на хитрость. Несмотря на то, что речь шла о якобы бунте против римского императора, он вдруг объявил, что это не в его юрисдикции, и передал дело Иисуса еврейскому правителю, тетрарху Ироду Антипе.[617] Тот со своей свитой находился в Иерусалиме в качестве паломника в этот великий праздник Пасхи – какое любопытное совпадение, мимо которого не может пройти Лука в своем описании! Но расчет Пилата приводит к обратным результатам. Антипа тоже не может найти за Иисусом вины, достойной высшей меры наказания, и не собирается заниматься этим делом, хотя оно и представляет собой хорошую возможность отомстить. Всего несколько месяцев назад Назорей принародно обозвал его лисицей (Лук. 13, 32). Однако Антипа[618] ограничивается лишь демонстрацией своего презрения по отношению к Иисусу: «Но Ирод со своими воинами, уничижив Его и насмеявшись над Ним, одел Его в светлую одежду[619] и отослал обратно к Пилату» (Лук. 23, 11).

Когда Пилату приходится снова рассматривать дело, он находит еще одну причину, по которой можно отпустить Иисуса: он ведь не единственный судья, убежденный в невиновности осужденного. Очень высокопоставленный еврей, фактически правитель Галилеи, тоже убежден в невиновности Иисуса:

Пилат же, созвав первосвященников и начальников и народ, сказал им: вы привели ко мне человека сего, как развращающего народ; и вот, я при вас исследовал и не нашел человека сего виновным ни в чем том, в чем вы обвиняете Его; и Ирод также, ибо я посылал Его к нему; и ничего не найдено в Нем достойного смерти… (Лук. 23, 13–15)

Упрямый народ пренебрегает абсолютно всеми аргументами и продолжает требовать смерти осужденного: «Но весь народ стал кричать: смерть Ему!» (Лук. 23, 18). Встреча Иисус – Пилат – Ирод упоминается только в Евангелии от Луки (23, 7–15). Она является типичной для послепасхальных описаний. Бывшие прежде врагами, Пилат и Ирод первыми примирились посредством жертвенной смерти Иисуса. Здесь Лука снова подчеркивает, что христианство не несет в себе опасности для государства: Иисус политически безвреден, и это понимают и еврейский правитель, и римский прокуратор.

Кем был Варавва?

Пилат старается по возможности спасти Иисуса. У него под стражей находится ожидающий казни разбойник по имени Варавва. Пилат выводит его к толпе, чтобы удостовериться, что если он предоставит ей выбор между разбойником и Иисусом, она предпочтет раввина разбойнику: «…кого хотите, чтобы я отпустил вам: Варавву или Иисуса, называемого Христом?» (Матф. 27, 17).[620]

Но эта надежда терпит крах; толпа предпочитает разбойника: «Но они еще сильнее кричали: да будет распят» (Матф. 27, 23). «Но весь народ стал кричать: смерть Ему! а отпусти нам Варавву!» (Лук. 23, 18). «…Хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского? Тогда опять закричали все, говоря: не Его, но Варавву» (Иоан. 18, 39–40).

Имя «Варавва» таит в себе проблему, поскольку означает просто «сын отца»; т. е. это не имя собственное. Некоторые тексты утверждают, что человека звали не Варавва, а – вы не поверите! – Иисус. Этот факт, конечно же, игнорируется большинством переводов Нового Завета (к удивлению, в их числе и Хердеровский экуменический перевод). В оригинальном греческом тексте Нового Завета,[621] в Библии Германского Библейского Общества 1982 года и в Новой Английской Библии («New English Bible»)[622] он назван «Иисус Варавва». Варавва – это не часть его имени, но добавка, чтобы можно было отличить этого человека: «Был тогда у них известный узник, называемый Варавва; итак, когда собрались они, сказал им Пилат: кого хотите, чтобы я отпустил вам: Варавву или Иисуса, называемого Христом?» (Матф. 27, 16–17).

Одинаковость имен может быть просто совпадением, поскольку имя Иисус было широко распространено. Ориген считал, что автор евангелия ошибся с именем. Но возможно и то, что арестованному главарю мятежников[623] по имени Иисус дали другое имя, чтобы такой человек не носил святое имя Иисуса.

Но есть и совершенно иное толкование: различение между Иисусом Вараввой и нашим Иисусом было произведено лишь спустя десятки лет, а их имена