— У вас были какие-то особые причины искать встречи со мной?

— Ну, думаю, мне нужен совет. Понимаете, мне, того, показалось, что вы сможете… — Его руки нащупали гигантский галстук-бабочку в желтый горошек и оттянули его, как будто он душил своего хозяина. — На самом деле я не капитан Глюкс.

— Да, вы уже говорили, — отозвался Тахион, чувствуя, что его терпение вот-вот лопнет.

— На самом деле я Марк Медоуз. Доктор Марк Медоуз. У нас, того, много общего, дружище.

— Вы шутите. — Tax тут же пожалел о своей бестактности.

Нескладная фигура вмиг точно стала меньше ростом.

— Нет, правда.

Десять лет назад Марк Медоуз считался самым выдающимся биохимиком в мире, Эйнштейном в своей области. Его внезапный уход из науки чем только не объясняли: и стрессом, и деградацией личности, и крушением его брака, и злоупотреблением наркотиками. Но одна мысль о том, что светило науки превратилось в столь странное, неуклюжее существо…

— Я, дружище, того, искал Радикала.

В мозгу Тахиона забрезжило воспоминание. Когда же это было? В семидесятом? Демонстрация в Народном парке, когда какой-то загадочный туз появился на сцене, спас Короля ящериц от смерти и исчез навсегда.

— Вы не единственный. Я пытался отыскать его еще в семидесятом, но он как сквозь землю провалился.

— Да, полный облом, — удрученно согласился капитан. — Однажды я поймал его… ну, мне так показалось, но у меня не получилось вернуть его, так что я ни в чем не уверен. Может быть, я, того, просто принял желаемое за действительное, дружище.

— Вы хотите сказать, что вы и есть Радикал?

От недоверия голос Тахиона взлетел на несколько октав вверх.

— Да нет же, нет, у меня же нет никаких доказательств. Я наделал этих порошков, пытался найти его и вернуть, но когда я принимаю их, то все время превращаюсь в других людей.

— В других людей? — с неестественным спокойствием переспросил Тахион.

— Да, в моих друзей.

Теперь Тахион был уверен, что имеет дело с самым настоящим психом. Нет, надо было вызвать лимузин. Он задумался, как бы ему отделаться от непрошеного собеседника и успеть на встречу. В сторону от улицы отходил переулок, который вел прямо к стоянке такси. Там уж он точно от него отвяжется.

Глюкс снова принялся бормотать.

— Ну, вы же, дружище, того, вроде как отец всем тузам. И всегда помогаете людям. И я тоже хотел бы помогать людям, вот я и подумал, что вы, того, могли бы научить меня, как сражаться со злом и…

Чего еще хотел Капитан, так и осталось невыясненным: его слова заглушил визг автомобильных шин. Машина ворвалась в переулок и перегородила его, резко затормозив. Инстинкты, вбитые в Тахиона с младенчества, возобладали, и доктор бросился бежать из переулка, превратившегося в западню. Глюкс завертел головой из стороны в сторону, переводя взгляд с машины на убегающего такисианина — ни дать ни взять озадаченный аист.

И снова визг тормозов. Грохот. Еще одна машина перегородила ему путь к отступлению. Из обеих машин выскочили слишком знакомые персоны. Таху некогда было задумываться о том, откуда на Земле вдруг взялись его родственники; он просто отгородился от них ментальными барьерами — как раз вовремя, чтобы отразить мощный удар. Его сила устремилась наружу, ментальные щиты поддались и рухнули; один из нападавших тяжело осел на землю. Доктор занялся вторым, но наткнулся на прочный мысленный заслон.

Бежать — больше ничего не оставалось! Судя по всему, его будут пытаться поймать простейшими способами, но потом Тахион увидел, как из футляра в рукаве его кузена Рабдана выскользнул успокоитель — страшное оружие и очень популярное в качестве орудия убийства: одно нажатие на грудь жертвы, и сердце останавливалось. Быстро, бескровно и просто. Удар ногой с разворота отбросил Рабдана на шеренгу помойных бачков. Ржавые бачки с лязгом и грохотом опрокинулись, обдав собравшихся запахом гнили, с воем и шипением выскочили бездомные кошки. Серебристый диск успокоителя выкатился из руки Рабдана, и Tax бросился к нему.

Краешком глаза он заметил, как Капитан схватился за голову и со стоном рухнул на скользкую мостовую.

Ментальные щиты Тахиона выдержали эту атаку, но оказались совершенно бессильны против дубинки в руках Седжура, его старого учителя боевых искусств. Когда череп расколола боль и из глаз посыпались искры, его охватило чувство горькой обиды, и он от души пожалел, что под рукой у него не оказалось пистолета.

* * *

— …Этого ты зачем сюда притащил?

— Ты же сама велела не оставлять ни свидетелей, ни трупов.

Недовольный оправдывающийся голос Рабдана доносился, казалось, сквозь многокилометровый слой ваты, а тот, второй голос… нет, этого не могло быть. Tax зажмурился еще сильнее: лучше забытье, лучше что угодно, только не присутствие кибр Бенаф'сай.

Старуха вздохнула.

— Ладно, может быть, он пригодится нам для экспериментов. Отнесите его в багажный отсек к остальным.

Шаги Рабдана затихли вдали, сопровождаемые странным звуком, как будто кого-то волокли по полу.

— Мальчик отлично держался, — заметил Седжур, как только Рабдан скрылся и не мог больше слышать его слов. — Годы, проведенные здесь, закалили его. Он просто размазал Рабдана.

— Да-да. А теперь ступай. Мне нужно поговорить с внуком.

Послышались удаляющиеся шаги, и Tax решил и дальше притворяться бесчувственным. Его разум выметнулся наружу, коснулся сознания корабля (военный звездолет класса «Гончая»), ощутил знакомое присутствие такисианских разумов, два… нет, три охваченных паникой человеческих разума. И еще одно сознание, прикосновение к которому вызвало у него приступ страха, ненависти и сожаления, смешанных с грустью. Его кузен Забб, почувствовав легчайшее ментальное прикосновение, мгновенно ударил в ответ, и барьеры Тахиона не выдержали, пропустили часть удара. Сильнейшая боль пронзила голову.

— Я знаю, что ты в сознании, — буднично заметила Бенаф'сай.

Он со вздохом открыл глаза и вгляделся в точеные черты своей самой старой родственницы. Матовое свечение стен корабля окружало ее серебристо-седые волосы сияющим ореолом, обостряло паутинку морщин, расчерчивавших лицо. Но даже безжалостное время было не в силах стереть следы грозной красоты, покорявшей не одно поколение мужчин. Легенда гласила, что один представитель клана Алаа ради ночи с ней поставил на карту все. О том, счел ли он блаженство стоящим этой цены, оставалось лишь догадываться, ибо она умертвила его еще до наступления утра. Так, по крайней мере, утверждала история. Узловатая рука поигрывала прядью волос, выбившейся из замысловатой прически, а выцветшие серые глаза изучали его с невозмутимостью, граничившей с полным отсутствием интереса.

— Ты собираешься поздороваться со мной как подобает или за годы жизни на Земле ты совсем утратил представление о хороших манерах?