– Только не говорите, что он…

– Педофил. Стараниями Фарино вместо причитавшейся ему пятерки получил год условно и, естественно, одним из первых выразил желание отдать последний долг покойному.

– Что ж, по крайней мере, в последовательности моему конкуренту не откажешь, – заметил Глеб.

– Ему во многом не откажешь. Проникнув в здание, этот негодяй набрался наглости лично пожать руку Вронскому и выразить соболезнования по поводу смерти ближайшего друга, после чего прямиком направился в клозет и вскрыл бачок, в котором, как ты понимаешь, вместо пистолета и всего прочего его поджидала химловушка.

– Не слишком оригинально, но весьма эффективно, – заметил Сиверов.

– Ты слушай. Что за манера – перебивать старших? Так вот, этот ловкач, как показала установленная там же камера наблюдения, ухитрился увернуться от краски. Говорят, почти не забрызгался.

– Вот это реакция! – искренне восхитился Глеб.

– Реакция фантастическая, – согласился генерал. – Да и подготовку он, судя по всему, получил очень неплохую. Ни секунды колебания, ни малейшей заминки! Стащил с себя забрызганную куртку и сиганул в окошко. Внизу его, конечно, ждали – двое непосредственно под окном, во внутреннем дворике, и еще двое сразу за воротами. Итого, как ты понимаешь, четверо. Так вот, из этих четверых двое сейчас находятся в больнице, причем один в состоянии средней тяжести, и еще один бюллетенит дома. Мошонка у него, должно быть, похожа на пару баскетбольных мячей в маленькой фиолетовой авоське…

– Вы и туда успели заглянуть?! – весело изумился Слепой.

– Туда я не заглядывал, – строго возразил Федор Филиппович, – но видеть подобные вещи мне, не скрою, доводилось. Так что я очень живо представляю, как это должно выглядеть.

– Немножко неспортивно, – заметил Сиверов, – но победителей не судят. Ушел?

– Ушел, – кивнул генерал. – Стреляли, не попали, погнались по улице, а он как в воду канул…

– Ай, молодец!

– Чему ты, собственно, радуешься? – спросил Потапчук.

– Ну, – пожал плечами Глеб, – после всего, что я узнал о Вронском, любой, кто пытается вколотить его в землю по самую макушку, для меня друг, товарищ и брат. Как минимум, единомышленник. Как же не радоваться, что он ушел?

– Ну и дурак, – нагрубил ему Федор Филиппович. – Попытка сорвалась, служба безопасности Вронского стоит на ушах, его личная охрана удвоена, если не утроена, известный нам алгоритм перемещений, естественно, изменен, а новый неизвестен… Сволочь он, а не единомышленник! Вредитель. Ну, вот что ты теперь намерен предпринять?

– Выполнять задание. А как – придумаем, – с уверенностью, которой не испытывал, бодро отрапортовал Глеб. – Во всяком случае, – не кривя душой, добавил он, – это задание я намерен выполнить, даже если вы его отмените.

– При твоей работе эмоции – не лучший советчик, – сдержанно напомнил генерал. – Впрочем, дело твое, тем более что отменять задание пока никто не собирается. Ну, а как твой тур по местам захоронений? Удалось что-нибудь узнать?

– Кое-что удалось, – не отказав себе в удовольствии слегка спародировать начальство, ответил Слепой. – Я нашел могилы Тороповых и получил подтверждение, правда, косвенное, того, что Валерий Торопов жив и не забыл, кто он такой. Могилы ухожены, и не просто ухожены, а любовно. Уверен, если бы этот уход, скажем, оплачивал Вронский, все выглядело бы куда богаче, помпезнее и… ну, бездушнее, что ли. По стандарту, по прейскуранту, понимаете? А там все сделано очень скромно, но с большой любовью и старанием…

– Я понял, – нетерпеливо перебил его генерал. – Это все?

– Не совсем, – усмехнулся Глеб. – Похоже на то, что Вронский сообразил, откуда ветер дует, еще раньше нас.

– Было бы странно, если бы он не сообразил, – сказал Федор Филиппович. – Племянник-то его!

…Глеб Сиверов придерживался на этот счет точно такого же мнения. При всей своей фантастичности версия о мести, которая, как хороший коньяк, вызревала в закупоренном сосуде на протяжении почти двадцати лет, среди прочих версий просто не могла не прийти в светлую голову Александра Леонидовича Вронского, когда тот размышлял о причинах столь жестокой расправы над своим ближайшим другом и личным адвокатом. Уж он-то, как никто, знал, что у племянника, коль скоро тот решил воскреснуть, найдется, о чем поговорить с дядюшкой!

Знал это, вероятнее всего, и начальник службы безопасности Кривошеин. Как опытный разведчик и старательный, не упускающий ни одной мелочи работник он наверняка постарался выяснить о своем работодателе все, что возможно. Связи у него обширные, методы отработаны до автоматизма, так что уже к исходу первого месяца работы Кривошеина на новом месте у Вронского вряд ли остались от него хоть какие-то секреты. Если они вообще когда-нибудь были…

Способ, к которому прибег Глеб Сиверов, чтобы установить, жив ли на самом деле Валерий Торопов, лежал прямо на поверхности, и вряд ли Кривошеин с его опытом и профессиональной подготовкой мимо этого способа прошел. Принимая это во внимание, Глеб двигался по боковой аллее, служившей северной границей восемнадцатого участка, неторопливым прогулочным шагом, время от времени останавливаясь и подолгу вчитываясь в полустертые временем и непогодой надписи на надгробиях и крестах.

Потом он заметил бросившуюся в глаза с дешевого надгробия из поддельного гранита фамилию «Торопов». Захоронение располагалось в стороне от аллеи, метрах в двадцати, и подробно разглядеть его с такого расстояния мешала путаница оградок, крестов, могильных плит, густо затянутая и заплетенная разросшимися кустами сирени и шиповника, мертвой прошлогодней травой и самым обыкновенным бурьяном. Глеб сошел с аллеи и начал с прежней медлительной неторопливостью продираться и протискиваться сквозь этот цепляющийся за одежду и ежеминутно норовящий больно наподдать по голени притаившейся в густой траве оградкой, скорбный и убогий лабиринт. По дороге он не забывал останавливаться, вертеть головой во все стороны и без необходимости изучать надписи на могилах. Он так никого и не заметил, но это вовсе не означало, что поблизости действительно никого нет.

У низкой оградки, которой было обнесено фамильное захоронение Тороповых (генерал-лейтенанта и его супруги тут, конечно, не было; они, надо полагать, лежали где-нибудь на Ваганьковском или Новодевичьем), Глеб задержался ровно настолько, сколько понадобилось, чтобы окинуть могилы пристальным взглядом. От этого взгляда не укрылись ни любовно ухоженные, без малейшего намека на сорняки клумбы, ни слегка увядшие живые цветы у подножий надгробных плит, ни ровная, густая, износостойкая и от природы низкорослая, явно импортная трава газона. Фотография