каган.

— Очень умны, — ответил Тобо. — И очень коварны. Эйрих сам себя обманул, хоть так и не считает. Потому что если ты связался с дэвом, то уже обманут…

Это объясняло потрясающе коварные планы этого не по годам умного остгота. Скорее всего, он не умный, а просто слушает, что говорит ему белый дэв. Мама говорила ему, что дэвы очень и очень коварны, а ещё они едят детей. Это значит, что слухи о том, что Эйрих скармливает своему великану младенцев…

«Совсем на пустом месте слухи не возникают», — испуганно подумал Руа. — «Возможно, остгот тщательно скрывает это, но молва всё разносит. Возможно, у остготов начали пропадать дети, пошли разговоры…»

— Не ходи с ним на встречу, — попросил его шаман. — А если вынужден будешь идти, то скажи, чтобы он не брал с собой великана. Если он тебя проклянёт своим злым глазом, то жди беды…

— Величайший каган, мы сделали всё, что в наших силах, но там никто бы не устоял! — вступил в разговор Грода.

Руа вперил в него яростный взгляд, воин сжался и сразу стал маленьким. Затем яростный взгляд кагана разгладился и превратился в нейтральный.

— За то, что храбро бились против белого дэва, я дарую вам, выжившим, по скакуну из моего табуна, — произнёс он. — Аттила, позаботься об этом.

— Слушаюсь, дядя, — ответил племянник.

Аттила взглядом указал воину на выход из юрты, после чего тот пошёл наружу.

— Их была тысяча… — прошептал Руа. — Целая тысяча…

— Всего тысяча, — поправил его шаман. — Сильно повезло, что он решил с ними поиграть и не явил свою истинную силу. Только благодаря этому хоть кто-то из них выбрался живым.

— Тысяча отборных воинов… — Руа сел обратно на трон.

Будь всё честно, Эйрих был бы давно мёртв, а воины вернулись в родное кочевье с его чуть подгнившей головой. Руа бы подарил им лучших коней и вдоволь золота, а потом забыл о проклятом остготе, как о досадной мелочи на своём пути к истинному величию. Так бы и жил дальше, под бдительным взором Тенгри. А теперь сердце кагана часто колотилось, будто предчувствуя беду в недалёком будущем.

Похоже, Тобо прав — дэв играет с ними…

— Лучше не связываться, — произнёс шаман.

— Я не могу с ним не связываться, я уже с ним связался! — с нотками обречённости произнёс каган.

— А я думаю, что всё это бредни, — произнёс Бледа, сидящий у очага. — Меньше мухоморов, больше того, что можно увидеть глазами — вот тогда всем будет хорошо.

Сыны Мундзука отличались крутым норовом, а также очень легко сомневались в чужих авторитетах. Хорошее качество для правителей, но такое раздражающее…

— Соплякам слова не давали, — суровым тоном пресёк его поползновения Руа. — Сиди и жри мясо, пока есть.

Бледа скептически улыбнулся, после чего начал вытаскивать из котелка куски мяса и накладывать их на золотое блюдо из римских трофеев. Сопляки, не знавшие, что такое есть не каждый день, не переживавшие зим, когда вся степь покрывается толстой коркой льда (2) — да что они могут знать о том, что правда, а что нет?

— Может, Эйрих не выживет после удара конём… — задумчиво произнёс Тобо. — Тогда дэв, более не скованный договором, может уйти куда ему заблагорассудится. Одна надежда на это.

— А может… — пришла в голову кагана идея.

— Он защитит его от любого количества убийц, — вздохнул шаман. — И если Эйрих даст ему последнее приказание с условием отпустить только после его выполнения, то…

Руа всё понял.

— Буду надеяться, что он умрёт сам, — произнёс он. — А коли нет, то придётся как-то договариваться.

/30 сентября 409 года нашей эры, Восточная Римская империя, диоцез Фракия, окрестности г. Адрианополя/

Эйрих почувствовал в руке знакомое прикосновение кожи оплётки своей сабли. Руки его находились на груди, а живот его холодила сталь. Кто-то складывал его пальцы так, чтобы он держал рукоять сабли.

—… прими его, Вотан… — прошептал голос отца. — Он погибал в бою, сражался доблестно, изберите его, валькирии…

Эйрих открыл глаза и увидел изумлённого отца, который аж отпрянул от кровати.

— Не может быть!!! — воскликнул Зевта. — Ты живой⁈ Иль восстал драугром⁈

— Кхм, — кашлянул Эйрих, после чего сморщился от острой боли в груди. — Кха! М-мать…

— Отвечай! — потребовал Зевта, хватаясь за рукоять своего меча.

— Отец, кхм-кхм… — осторожно произнёс Эйрих. — Что ты несёшь?..

— Фух… — облегчённо выдохнул благочестивый христианин и верный прихожанин арианской церкви, а также первый консул остготов Зевта, сын Байргана. — Тебе пророчили смерть, сынок…

На фоне радостно вскрикнули Тиудигото и Эрелиева. Эйрих увидел, что тут присутствуют и Валамир с Видимиром.

— Ещё, кхм, не сдох… — криво усмехнулся Эйрих. — Что случилось? Помню только, что в меня врезался конь…

— Так и было, — Зевта сел рядом. — Гунны ударили подло, как увидели, что ты в ставке почти один. Проклятый Руа! Проклятый я, решивший, что надо биться с Аларихом!

— Победил хоть? Кхм-кхм… — спросил Эйрих.

— Зарезал его, как поросёнка, — усмехнулся Зевта.

— А жаль, кхм… — прикрыл глаза Эйрих. — Надо было оставить его на триумф…

— Сейчас не до триумфов, — ответил на это Зевта. — Надо собирать поход на гуннов.

— Да пошли они… — произнёс Эйрих. — Надо идти на западных римлян, брать Равенну, Рим…

— Покушение на моего сына я без ответа не оставлю! — с ненавистью процедил Зевта. — Руа зазнался, зарвался и поплатится за всё! Воины не поймут, если я спущу ему это…

— Я живой, — произнёс Эйрих. — Я сам разберусь с гуннами.

— Ты ранен, сын, — покачал головой Зевта.

— Я сказал, что я сам разберусь с гуннами, — отвердевшим тоном, словно в миг покрытым ледяной коркой, произнёс Эйрих. — Покушение было на меня, значит мстить мне. Кхм-кхм. И что это за фокусы с саблей, Вотаном и валькириями?

— Ну… Э-э-э… Я… Ну… — с неловкостью и виной в голосе заговорил Зевта.

— Целитель Марк сказал, что если ты не очнёшься через два дня, то, скорее всего, так и не очнёшься, — произнёс Валамир. — Уже четвёртый день прошёл. Вот отец и решил, что коли тебя уже не вернуть, то пусть лучше ты будешь пировать в Вальхолле, чем прозябать в христианском раю…

Отец лишь недовольно оглянулся на него.

— Вот такие вот они, правоверные ариане… — осторожно выдохнул Эйрих. — Что случилось вообще? Как я выжил?

— Альвомир, — ответил Зевта. — Он бил всех гуннов, что пытались к тебе приблизиться, а от стрел защищал своим огромным щитом.

— Он уцелел? — неподдельным беспокойством спросил Эйрих.

— Уцелел, — кивнул Зевта. — Они даже не смогли его ранить — нанесли лишь пару царапин и синяков. А потом прибыл резерв и эквиты. Пара десятков гуннов сумела утечь, но остальные полегли на месте.

— Не так я хотел закончить битву, — вздохнул Эйрих. — Кхм…

— Эрелиева, сбегай за Марком, — велела Тиудигото. — Пусть посмотрит, что это за кашель. Кабы чахотку не подхватил…

Сама мать подошла к кровати и положила на голову Эйриха ладонь, проверяя жар.

— Какая чахотка? — усмехнулся Эйрих. — Рёбра болят неистово, но горения лёгких не ощущаю, а это значит, что не чахотка…

— Не вставай, — строго велел отец. — Пока римлянин не скажет, что можно, тебе вставать нельзя. Мы не можем потерять тебя, сын. Я не прощу себе.

— Не собираюсь, пока что, помирать, — Эйрих пощупал рукой свою саблю. — А от крови очистить не удосужились? Поржавеет же…

— Лично займусь, — забрал его оружие Зевта.

Видимо, он посчитал, что окровавленная сабля станет для валькирий наглядной демонстрацией доблести Эйриха.

— Визиготов мы много побили? — спросил вдруг Эйрих.

— Так много, что до сих пор не всех посчитали… — Зевта ободряюще улыбнулся. — Это великая победа, сын. И все знают, что её отцом являешься ты. Сенат хотел дать мне триумф, но я настоял, чтобы его дали тебе.

— Тебе я даю место рядом со мной, отец, — произнёс Эйрих.

Отец польщено улыбнулся.

Эрелиева прибежала с целителем Марком, который быстро подбежал к Эйриху и удивлённо посмотрел ему в глаза.

— Не припомню вообще, чтобы кто-то приходил в себя на четвёртый день забытья… — произнёс Марк, ощупывая запястье Эйриха. — Воины сообщали, что у тебя не билось сердце, но потом снова забилось. Я читал о таком, но сам не видел. Обычно подобное случается, как раз, при ударах копытами коня — сила его удара настолько высока,