Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что же касается упреков по поводу водителя Крысаленко, то и здесь я вины своей
не вижу».
Я внимательно посмотрел в глаза секретарю и при общем гробовом молчании
пояснил:
— «Когда вы мне позвонили насчет Крысаленко, разве спрашивали меня, какой он
водитель или как смотрит за автомобилем? Вы мне задали только один вопрос — умеет
ли он держать язык за зубами, и я ответил «да». И еще удивился, почему именно это вас
так интересует. Удивилась и моя старушка-мама, когда я рассказал ей о вашем вопросе.
Даже поинтересовалась: ваш секретарь, что — собирается бюро райкома проводить в
легковой машине?..
Что же случилось, что вы так нервничаете: подвел вас в этом отношении
водитель Крысаленко, разболтал что-то?»
136
Если б вы видели в тот момент лицо секретаря Стасюка, вы бы многое поняли в
наших взаимоотношениях…
Вместе с тем, он был достаточно наивен. Никогда не забуду, как он бесхитростно
делился со мной впечатлениями об отдыхе в санатории для партработников, особенно
восторгаясь одним отдыхающим, с которым там подружился — таким же партийным
секретарем из Узбекистана, свободно манипулировавшим пачками сторублевок и
тратившим деньги без счета.
— Живут же люди, — с придыханием говорил Саша.
Теперь, когда прошли годы, я его лучше понял. Возможно, он в чем-то был прав.
Напрасно я боялся награждать его жену. Беспокоился, чтобы коллеги не сочли меня
подхалимом. Директор, который пришел после меня, Гриша Заднепряный, в течение года
дал ей все, что только душа пожелает: грамоту министерства, звание старшего учителя и
значок Отличника образования в придачу. И ничего, никто его за это не осудил, всем было
как-то фиолетово. Только жена моя переживала, когда он грозился учителям навести
после меня «русский порядок». Представляю, как это ей было приятно…
Впрочем, порядок после меня в школе действительно навели. Да такой, что можно
им и через двадцать лет любоваться: разбитыми стеклами да обшарпанными стенами, заботливо выкрашенными густо-синей краской. И это в школе, которая не один год
побеждала в районных и областных конкурсах эстетики учреждений образования.
Оставим это. По жизни я Стасюку должен быть только благодарен. Прежде всего, за то, что он несколько лет выживал меня из Белозерки, пока я, в конце концов, не плюнул
и убрался восвояси директором Велетенской средней школы, утешаясь первое время ее
необычным названием: в переводе с украинского «велетенская» означает «гигантская», что само по себе должно быть приятно любому руководителю, которому выпала честь
возглавить гигантский объект.
Как знать, если бы я и дальше оставался в Белозерке, вряд ли со временем стал
директором еврейской школы, открыв для себя новый мир. Так что, спасибо ему. Сейчас
он уже на пенсии. После развала СССР и конца Коммунистической партии ему пришлось
немало испытать. По прежним связям устроился директором совхоза, откуда его вышибли
селяне, когда он отказал кому-то в просьбе выделить доски на гроб, а все село знало, что в
стройцех пару дней назад прибыло два вагона пиломатериалов. Знали в селе и то, как он, вояжируя по личным делам с женой, разбил в аварии служебный автомобиль и
ремонтировал его потом за счет хозяйства. То есть для себя лично досок на гроб не жалел.
Работники совхоза собрали внушительную делегацию и отправили ее в райцентр. Человек
тридцать ходоков заявили руководству района: не уберете директора — поедем в Херсон и
станем бессрочно пикетировать облгосадминистрацию! Стасюка тут же уволили, и он
какое-то время получал пособие по безработице, числясь на учете в ведомстве по
трудоустройству.
Судьба выписывала с ним занятные кренделя! Этот безработный упрямо не хотел
тонуть: через год-полтора им уже можно было любоваться на должности заместителя
губернатора…
Как любила говаривать моя любимая матушка: «До нашого берега нічого путнього
не припливе: або гівно, або тріска!» Так оно, видно, и было…
Все это конечно приятно вспомнить, да вот одно удручает: если люди такого сорта
играли важную роль в моей жизни, заставляли переживать по пустякам, надолго портили
настроение, определяя, где и кем мне работать, — то это в целом и свидетельство моего
убогого уровня, как бы я ни пытался здесь себя приукрасить. Спасибо вам, пенсионер
Стасюк!
_________________
137
ДОРОГАЯ КУРТКА
Конец семидесятых, выходной день, херсонский вещевой рынок «толкучка».
Торгующие стоят рядами, мимо них проходят тысячи людей, разглядывают товар, примеряют, торгуются, покупают. Молодой шустрый цыган стоит с красивой импортной
курткой в руках, эластичная черная кожа переливается под солнечными лучами. К нему
часто подходят, интересуются ценой, а узнав, разочарованно отворачиваются.
— А ну дай примерить! — говорит крестьянского вида парубок в стареньком выцветшем
ватнике. Он глядит на куртку завороженным взглядом, раскрыв рот от потрясения такой
роскошью. Рядом с ним стоит пожилая женщина, похоже, его мать.
— Ходи мимо! — лениво отвечает цыган, — откуда у тебя такие деньги!
Парень обиженно лезет рукой в карман ватника, оглядывается вокруг и тайком
показывает торговцу краешек толстой пачки сотенных купюр в фабричной упаковке.
Глаза у цыгана загораются, с него вмиг слетает сонное оцепенение, и он уже быстро
тараторит:
— Давай, давай мерь, дорогой, вещь — высший класс, размер — прямо на тебя, все девки
твои будут!
Покупатель, не отрывая глаз от вожделенной куртки, снимает ватник, передает его
цыгану, услужливо протянувшему руку, и бережно надевает на себя понравившуюся
вещь. И тут происходит что-то непонятное. Продавец с ватником в руках незаметно
пятится назад, рывком оборачивается и что есть духу бежит прочь. Люди вокруг
удивленно переглядываются: ай да мерзавец… Такую сумму спер в ватнике… Ищи его –
как ветер в поле!
Один только покупатель, кажется, не расстроен. Он лезет в карман пиджака, затем
довольно кивает матери, и они бесшумно растворяются в огромном рынке. А через пару
минут на этом месте появляется взъерошенный цыган и дрожащим голосом спрашивает у
торгующих, куда подевались колхозники с курткой.
— Зачем они тебе? — интересуется женщина с мохеровыми мотками, — ватник с
бабками остался-то у тебя?
— Какие бабки, какой ватник… — рыдающе вопит сконфуженный цыган, — видишь, тут
не карманы, а сплошная дырка…
=============
«
ПЕРИФЕРИЙНЫЙ ПРОЕКТ.
20-ый век: запах крови.
Откуда берутся тираны.
Адольф Гитлер».
–
Мои друзья говорили: брось эту тему, не загоняй себя в тупик. Кому это нужно?
Центральный замысел — снять несколько сюжетов о любви — всем, вроде, нравился. Не
что-то там супер, просто жизненные истории людей, которых уже нет. Разумеется, не
простые, а способные нас тронуть или хотя бы заинтересовать.
138
И ряд уже выстроился занимательный: любовь адмирала Колчака и Анны Васильевны
Тимиревой, стоившая ей сломанной судьбы
