украсили заднюю сторону его ног дополнительным граффити с помощью несмываемых

чернил. “Следующий день был очень жарким” – говорит Гарольд, “середина лета,

поэтому я принял душ и отправился в банк обналичить свою зарплату. Стою я в очереди,

и вдруг слышу за собой хихиканье. Я поворачиваюсь и вижу, что люди над чем-то

смеются. Я смотрю ниже и вижу большие члены и волосатые яйца, нарисованные на моих

ногах. Я и понятия не имел, что они всё ещё там”.

Фред: “Я провёл ночь в доме у Джеймса, на следующий день пришёл Гарольд в

новых шортах. Он был так зол, а мы такие, что, черт возьми, с тобой? А он такой: ‘Чувак, я

поехал в банк и не знал про всё это дерьмо, нарисованное на собственной ноге!’” Это было

очень смешно. Однако он быстро пришёл в себя. Мы часто занимались чем-то

подобным”.

Гарольд подводит итог: “Джеймс думал, что это одна из самых забавных вещей на

свете. Он потом забрал себе эти шорты и повесил на входе в “Особнячок Металлика” в

следующем году. Те времена было совершенно бесбашенными. То место было почти

клубом”.

Но не тем клубом, к которому когда-либо принадлежал Клифф, или по меньшей

мере не так, как развлекались Джеймс, Ларс, Фред, Гарольд и другие металлисты из

района Залива. По словам всех людей, у которых я взял интервью для этой книги, Клифф

был человеком, который обожал свою музыку и своё свободное время, но он не был

человеком, который часто открыто тусовался со всеми.

Более сдержанный, чем остальные члены Металлика и проводящий больше

времени в интеллектуальной сфере, Клифф привнёс в группу нечто такое, чего с его

смертью ей стало недоставать: образованный, высокоинтеллектуальный взгляд на мир,

наполнивший его музыку так же, как и его посведневную жизнь. Можно ли подобное

сказать о ком-либо ещё из хэви-метал 80-х годов?

Тем временем, что касается Металлика, конец 1985 года был целиком и полностью

посвящён записи, не считая нескольких выступлений. Клифф прочно занял место в

центре группы, чью роль трудно определить на первый взгляд, но как только вы поймёте

межличностную динамику отношений в группе, всё встанет на свои места. Это не та роль,

которую многие люди бы желали играть.

Захватывающий дух взрыв креатива наполнил Металлика на данном этапе их

длительной истории. Ларс и Джеймс теперь стали профессиональными композиторами,

подвергнувшись влиянию эффективной, если не сказать, изматывающей стратегии в

написании песен, которую пропагандировали Клифф и Кирк.

“Мы можем находиться в противоположных концах студии” – говорит Джеймс

много лет спустя, после реабилитации и терапии, расширившей его лексикон для

выражения подобных чувств, “я говорю одно, и Ларс на другом конце студии говорит

противоположное. Это происходит ненамеренно, как бы я этого ни желал. Потом мы

объединяем наши усилия. Но именно так всегда и работали Металлика. Это напоминает

перетягивание каната, непрекращающуюся битву, которая завершается лишь тогда, когда

каждый из нас сможет с этим жить дальше”.

“Это металли-час” – объясняет Кирк. “Мы мастера по части тянуть резину. Обычно

мы используем 80% времени для записи 10% альбома, а оставшиеся 20% времени на

оставшиеся 90% записи. Мы трудимся до седьмого пота в начале записи, и большая часть

из того, что мы делаем, связана с установлением схемы, которая будет работать на нас. И

порой создание этого стимула очень тяжело”.

“Давайте не будем обманываться” – сообщил Ларс спустя много времени. “Я и

Джеймс командовали парадом. Мы с Джеймсом записывали пластинки. Именно мной и

Джеймсом написаны все песни”. Кирк: “Было очевидно, что это группа принадлежит

116

TO LIVE IS TO DIE

Ларсу и Джеймсу. Однако все важные решения в нашей карьере мы принимали сообща.

Но когда бы я ни толкал свою идею, мне приходилось играть роль дипломата. Мне

приходилось продавать им свою идею”.

Джеймс подытожил концепцию амбивалентных отношений, основанных на

творчестве посредством конфликта, когда его спросили о концерте в Лос-Анджелесе 1982

года. “У нас было первое выступление в карьере, мы пошли за кулисы и