— Ты знаешь, как это сделать?

— Работай, — пожал плечами Колычев. — Я лишь показал тебе направление движения. Пройти этот путь каждый должен сам.

— Умеешь ты огорошить, Сергей, — проворчал Алексей.

— А ты думал, все так просто? — рассмеялся Колычев. — Может, для кого-то быть в двадцать шесть лет генералом, вхожим к президенту, — вершина. Может, для кого-то меткость в стрельбе и непобедимость в рукопашном бою — совершенство. С моей точки зрения, ты в начале пути.

— Вот как? Куда же ведет этот путь?

— Ну, видишь ли, все эти высокие посты, слава непобедимых бойцов — это все один плоский мир. Ты передвигаешься по оси координат — положение в обществе, деньги, удовлетворение физических желаний. Это плоскость, на которой ты занимаешь то или иное положение, но есть еще третья система отсчета, которая делает мир объемным. Это мир духа. Людей, умеющих видеть духовную сторону жизни, на Востоке называют просветленными.

— Получается четвертое измерение, — удивленно поднял брови Алексей.

— Значит, четвертое, суть не в том, — улыбнулся Колычев. — Если ты не развиваешься духовно, то сколь бы высоко ни стоял в обществе и сколько бы денег ни имел, просветленный человек будет смотреть на тебя как на муравья. Собственно, думаю, твой мичман Костин именно поэтому не интересовался общением с генералами-адмиралами, а ценил того индейца. Он просто видел положение этих людей в четырехмерном мире. И некоторые ему казались мелкими именно в этом, четвертом, измерении.

— А некоторые считали его мелким в трех других, — произнес Алексей.

— А это его сильно волновало? — улыбнулся Колычев. — Каждый сам определяет для себя приоритеты, и никто не может осуждать другого за его выбор. Костин сделал свой выбор и прошел по выбранной им дороге до конца. Не думаю, что его волновало мнение о нем людей, живущих ради власти и денег.

— Отчего же он тратил столько времени на меня? — поднял брови Алексей.

— Наверное, видел, что ты можешь развиваться, — пожал плечами Колычев. — Ладно, хватит болтать. Я весь этот разговор затеял, чтобы привести тебя в состояние, необходимое для тренировки. А насчет Сергеева не переживай — то, что должно случиться, случится обязательно. Думаю, я съезжу с тобой на обмен, чтобы ты не сорвался. Вообще, тебе надо поработать над состоянием покоя, иначе допустишь ошибку в самый ответственный момент. Ты парень крепкий, но бывают ситуации, когда и такие не выдерживают. Об этом еще поговорим. Сейчас давай поработаем над защитой от атаки ножом.

* * *

Четыре шага поперек, семь вдоль — это вся его камера. Железная кровать, умывальник, параша. Раз в день полуторачасовая прогулка в крытом решеткой дворике восемь шагов на пятнадцать. Два раза в неделю — душ. Газеты запрещены. Радио запрещено. Письма, кроме поздравительных открыток, запрещены. Никакой информации. Спасибо Дмитрию Андреевичу и одному неизвестному доброхоту за передачи с едой, сигаретами и теплыми вещами. Содержание очень приличное. Не сравнить с царскими тюрьмами.

Это «Кресты». Как и в его Петербурге, тюрьма расположена на правом берегу Невы, но значительно выше по течению. Первый год его держали в замке гроссмейстера, но потом перевели сюда. По указу президента замок был превращен в музей, а заключенные распределены по разным тюрьмам. Павлу достались «Кресты». Перевозили его в глухом фургоне, и увидеть город он не смог. Вот уже скоро три года, как его взгляд неизменно упирается в стены — серые, красные, белые, каменные, кирпичные, оштукатуренные. На нем опостылевшая полосатая тюремная роба. Заключенному можно знать текущую дату, заключенному можно пользоваться книгами из тюремной библиотеки — философского, научного характера и беллетристикой, но только выпущенными до первого июля четырнадцатого года. «Капитал» Маркса он знает теперь почти наизусть. Но никакой периодики. Так можно сойти с ума.

Сегодня первое мая тысяча девятьсот двадцать второго года. Полчаса назад закончился завтрак. Через час поведут на прогулку. Через пять дней ему, Павлу Сергееву, исполнится двадцать шесть лет. Санин обязательно пришлет поздравительную открытку. Так Павлу сидеть еще двадцать два года, два месяца и десять дней. Можно сойти с ума.

Можно сойти с ума не потому, что он не знает, что происходит за этими толстыми стенами. Можно сойти с ума потому, что он знает, что должно произойти, но никак не может это изменить.

В голове две картины, два образа. Первый — страшный, кровавый. В сорок первом Гитлер нападет на СССР. Без сомнения, его поддержит Северороссия. Это существенно осложнит положение на фронте и увеличит жертвы. Но, без сомнения, СССР выдержит. Здесь, в Северороссии, установится социалистический режим. Может, она войдет в состав СССР в качестве одной из республик, может, отдельным социалистическим государством, не важно. Важно, что социализм расширит свое пространство. А что потом? Потом хрущевская измена, предательство Горбачева. Крушение социалистической системы. Крах надежд. Этого допустить нельзя.

Нельзя допустить, чтобы этот проклятый буржуазный строй продолжал существовать. Раньше для Павла это была лишь теория, но теперь… Он помнит трупы своих соратников, он помнит лицо несчастной изнасилованной Инги. Он будет мстить… Нет, не только мстить. Он будет драться за тот мир, где больше не останется войн и насилия. И он уничтожит всех, кто встанет у него на пути. Когда-то в нем была любовь. Ее убили. Он знает, кто убил, он не простит. Он приложит все силы, чтобы отомстить. Но он не допустит старых ошибок. Он все рассчитает, спланирует, он все сделает, чтобы мир пошел по второму пути.

Он уже видит, как краснознаменные полки и дивизии первыми идут в наступление и сметают Гитлера и буржуазные режимы Северороссии, Румынии, Венгрии, Болгарии, Югославии. Уже к концу сорок первого Красная армия выходит к Ла-Маншу и Бискайскому заливу, штурмует Испанию. Северороссия? Мы сомнем ее. И все счета будут закрыты, долги оплачены. Алексей для него уже не личный враг, а лишь часть огромной системы, сдерживающей развитие человечества. Алексей — часть мира лжи и насилия. Павел ненавидит его как часть этого мира. Алексей стал обычным белым офицером.. Придется признать, что как друг Алексей больше не существует. Теперь есть только классовый враг — Алексей Татищев, которого надо уничтожить. Павел ненавидит силу, которая свела их в том бою, проклинает себя за то поражение… Но как дорого оно стоило ему! Он отплатит. Его борьба со старым миром — уже не просто борьба идеологий, теперь это личное.

К сорок третьему году в Европе только Великобритания останется буржуазной. Но падение британского империализма — это лишь вопрос времени. Первый удар по британскому льву будет нанесен на юге. Красная армия перевалит через горы Афганистана и подарит свободу народам Индии. Индусы, безусловно, поддержат нас в борьбе против колонизаторов. Потом будут опрокинуты японские войска. Социалистический Китай, социалистическая Япония. Какой восторг, какая перспектива! Народное восстание в Индокитае закончит дело, и вот вся Евразия — коммунистическая. После этого взять Австралию — дело техники. Потом — долгое противостояние с США. Перепрыгнуть океан — это не шутка. Но насколько будет проще, если ни в Европе, ни в Азии не останется буржуазных режимов. Конечно, можно будет опереться на национально-освободительное движение народов Латинской Америки. И тогда свершится! Социализм победит по всему миру. Тогда можно будет отложить винтовку и взять… А что взять? Весь смысл его жизни в борьбе. Он ничего другого не умеет, кроме как воевать и вести подпольную работу, а это по определению не будет нужно после полной победы социализма. Ему будет уже за пятьдесят. Но разве это возраст для борца за счастье человечества? Ничего, он найдет, или ему найдут, применение. В обществе тотальной справедливости ненужных, потерянных людей не бывает. Тогда начнется настоящая жизнь, в которой…