– Мы превосходим их по численности.

Сокрушим их своими трупами!

– Удача у нас под боком.

«Хорошо тебе. А то мой весь в синяках». Впрочем, остальных офицеров эти банальности воодушевляли. Как оно часто бывает с идиотами. Крой повернулся к карте, указуя на южный берег отмели – то самое место, где еще поутру сражался Горст.

– Дивизии генерала Челенгорма нужно время перегруппироваться, а потому вступать в баталию по центру она не будет и ограничится тем, что подойдет к отмели, не переправляясь через нее. Мы же набросимся с обоих флангов.

Маршал подошел к правой стороне карты и решительно вскинул руку вверх по Оленсандской дороге, к Осрунгу.

– Лорд-губернатор Мид, вы – наш правый кулак. С рассветом ваша дивизия двинется на Осрунг, одолеет частокол и займет южную половину города, после чего изготовится к взятию моста. Северная половина более укреплена, к тому же у северян было время обустроить свои позиции.

Худощавое лицо Мида от усердия пошло пятнами, а глаза зажглись от предвкушения схватки с ненавистным врагом.

– Мы смоем их оттуда и предадим мечу, всех до единого.

– Приятно слышать. Но будьте осмотрительны, леса к востоку разведаны не досконально. Генерал Миттерик, ваш удар – слева. Ваша задача – прорваться по Старому мосту и утвердиться на той стороне.

– Прошу не беспокоиться, лорд-маршал. Мои люди, безусловно, захватят мост и погонят проклятых северян до самого, черт возьми, Карлеона.

– На сегодня достаточно и моста.

– Под ваше командование передан батальон Первого кавалерийского, – вставил Фелнигг, воззрившись поверх клювообразного носа на Миттерика так, будто сама мысль о передаче ему хоть чего-то была опрометчивой. – Они проложили путь через болота и расположились за правым флангом неприятеля.

Помощника Кроя генерал не удостоил даже взглядом.

– Возглавить штурм моста я назначил добровольцев, так что мои люди уже соорудили под это дело несколько больших крепких плотов.

Взгляд Фелнигга сделался еще более раздосадованным.

– Насколько я понимаю, там сильное течение.

– Неужто и попробовать нельзя? – заартачился Миттерик. – Не хватало еще, чтобы нас на том мосту продержали все утро!

– Очень хорошо. Но помните, что мы ищем победы, а не славы. – Крой строго оглядел офицерское собрание. – Вопросы есть?

– Всего один, господин лорд-маршал, – поднял палец полковник Бринт. – Нельзя ли, чтобы полковник Горст воздержался от героизма хотя бы настолько, чтобы все остальные успели поучаствовать в сражении?

Слова эти вызвали дружный смех, несоразмерный глубине шутки; службисты хватались за редкую возможность посмеяться. Горст во все глаза смотрел через комнату на Финри, делая вид, что смотрит не на нее. И тут, к его крайней неловкости, оказалось, что мишенью для общих смешков является он сам. Кто-то робко захлопал в ладоши, и вот уже собрание сдержанно аплодировало. Уж лучше бы подтрунивали. «Тогда бы я мог присоединиться».

– Я буду просто наблюдать, – выговорил он.

– Как и я, – подал голос Байяз. – И, возможно, проведу опыт на южном берегу.

Маршал Крой степенно поклонился.

– Всецело в вашем распоряжении, лорд Байяз.

Первый из магов, вставая, хлопнул себя по бедрам; слуга что-то прошептал ему на ухо. Это как будто послужило сигналом: комната стала быстро пустеть, офицеры заспешили по своим подразделениям готовиться к утреннему натиску. «Не забудьте заготовить вдоволь гробов, вы…»

– Я слышала, вы сегодня спасли всю армию?

Он обернулся с достоинством испуганного бабуина и увидел, что на него с парализующе близкого расстояния смотрит Финри. Весть о ее замужестве заставила его похоронить чувства к ней, наряду со всеми остальными, какие у него только были. Но оказывается, они не умерли, и жгли еще сильнее, чем прежде. При виде Финри что-то внутри него неизменно сжималось, а при разговоре с ней затягивалось все сильнее. Если подобный обмен репликами можно назвать разговором.

– Э-э, – выдавил он.

«Я оказался безнадежно окружен на речном перекате и убил семерых – это точно, – а еще нескольких наверняка покалечил. Изрубил их в надежде, что наш изменчивый монарх об этом прослышит и смягчит незаслуженный приговор, который для меня под стать смертному. Я взял на душу массовое убийство для того лишь, чтобы меня объявили невиновным в некомпетентности. За подобные вещи иногда вешают, а иногда награждают аплодисментами».

– Я… Мне… повезло, что я остался жив.

Она подошла еще ближе, и в виски ему оглушительно ударила кровь, а в голове сделалось пусто и легко, как при каком-нибудь серьезном недуге.

– У меня такое ощущение, будто всем нам повезло оттого, что вы живы.

«У меня тоже есть ощущение. В штанах. Было бы несказанным везением, если б ты сунула туда руку. Неужели эту просьбу так сложно уважить, после спасения армии и тому подобного?»

– Я…

«Прости. Я люблю тебя. Почему я прошу прощения? Я ничего такого не сказал. Неужели мужчина должен чувствовать себя виноватым за то, что думает? Возможно».

Она уже отошла и разговаривала с отцом, в чем вины ее, собственно, нет. «На ее месте я бы на меня даже и не глянул, не говоря уж о том, чтобы останавливаться и выслушивать мое писклявое, глупейшее, слюнявое заикание. А ведь жжет. Саднит. Так саднит, когда она уходит».

Он двинулся к двери.

«Просто невмоготу. Какой я пафосный. Тьфу. Терпеть себя не могу».

Кальдер ускользнул со сборища Доу, отложив на потом объяснения с братом, и заспешил между кострами, пропуская мимо ушей приглушенные проклятия сидящего вокруг них сброда. Так он нашел тропу меж двух освещенных факелами Героев, заприметил на склоне золотые отблески и нагнал их сердито шагающего вниз хозяина.

– Золотой. Глама. Постой, побеседовать надо.

Глама угрюмо оглянулся через плечо. Быть может, он был сильно разгневан, но вспухшая щека придавала ему вид недовольного кормом хомяка – Кальдер чуть было некстати не хихикнул. В любом случае, эта тыква сейчас давала ему возможность, которую грех упускать. Следом за Гламой шагали трое его названных, увешанных тускло бряцающим оружием.

– О тфем нам ф тобой бефедовать, Кальдер? – выговорил Золотой шепеляво.

– Тихо, на нас смотрят.

Кальдер подошел с заговорщическим видом, словно у них есть какие-то общие секреты или интересы – манера, которая, как известно, заставляет собеседников держаться подобным же образом, подчас вопреки собственной воле.

– Я думал, мы могли бы оказаться друг другу полезны, поскольку находимся теперь в одном и том же положении…

– Как понять в одном и том же? – возмутился Глама.