Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какие? — спросила она с любопытством.
— Кое-какие, — уточнил я с тайным злорадством. — Что, попытаетесь выведать?
Она засмеялась.
— Ох, милый Ричард! Если бы у вас можно было бы что-то выведать через постель или как-то еще, я бы не была в вас так безумно влюблена. Вы кремень, скала…
— …утес, — подсказал я.
— Утес, — повторила она и посмотрела на меня с испугом в глазах. — Вы что, читаете мысли?
— Нет, — успокоил я, — просто в этом же порядке я говорил сэру Растеру, когда нужно было… гм… успокоить. Леди Бабетта, эрцгерцога нужно дурачить чем-то иным, чем простых рыцарей. Вас обманули, сообщив, что все мужчины одинаковы! Даже среди женщин попадаются неодинаковые, а уж мужчины…
Она улыбалась мило и счастливо, сейчас начнет беспечно щебетать, у нее это получается просто чудесно, и надо быть такой подозрительной скотиной, как я, чтобы не дать себе расслабиться и напомнить еще раз, что за этой птичкой нужно круглосуточное наблюдение как со стороны стражей, так и со стороны чародеев, да не ускользнет под покровом магии. А ускользнет, то хотя бы приблизительно ощутим, какие силы скрывает под беспечной улыбкой.
В дверь стукнули, сэр Жерар вошел с опущенной головой, не поднимая глаз, поставил ларец с картами, над которыми я работал, на полку шкафа и, закрыв дверцы, запер его на ключ.
— Спасибо, сэр Жерар, — сказал я. — Надеюсь, вы там ничего не дорисовали.
Он поклонился.
— Ваша светлость, кто рискнет совершить такое… зная о вашей особой памяти?
Он вышел, Бабетта повернулась ко мне, глаза полыхнули жгучим интересом.
— Что у тебя за особая память?
— Я все еще помню, — ответил я, — как ты в прошлый раз затащила меня в постель, хотя я и упирался просто бешено.
Сэр Жерар на удивление редко приносит бумаги, испрашивающих аудиенцию тоже маловато, сработал слух, что майордом явился зело зол и яростен, да и вообще крут нравом, я же то и дело застывал, глядя бараньим взглядом в пространство, где то и дело появляется лицо Бабетты.
После разговора с нею осталось двойственное чувство, словно все-таки сказала больше, чем сказала, но я смотрел в низкий вырез ее платья и где-то ступил, пропустив мимо ушей самое важное. А может быть, так нарочно делает, чтобы не врубился сразу, а то начну задавать неудобные вопросы, а вот только погодя, перебирая слово за словом, могу отыскать важное, но уточнить подробности уже не смогу, на что ее дальновидный и очень точный расчет…
Сэр Жерар появился неслышно, отвесил поклон, которого, наверное, и сам не замечает, настолько привычно, взглянул исподлобья.
— Ваша светлость, как насчет приема послов?
Я удивился:
— А что, их надо перепринимать заново?
— Нет, — ответил он лаконично.
— Так в чем дело? Верительные грамоты нового образца?
— Есть новые…
— Грамоты?
— Послы, ваша светлость.
Я оживился, спросил с интересом:
— Кто? Откуда?
— От короля Фальстронга.
Я удивился:
— А где это?
Он пожал плечами.
— Понятия не имею. Говорит, из некого королевства Варт Генц…
— А-а-а, — протянул я, — так там теперь уже Фальстронг? Как интересно…
Он посмотрел с недоумением.
— Вы… слышали о таком?
Я отмахнулся.
— Да я его прошел вдоль и поперек!.. Это же совсем рядом с Гиксией!
Он тяжело вздохнул.
— Сейчас там одни руины, да?
Я сказал оскорбленно:
— Хорошего вы мнения о своем лорде! Ничего подобного, там все цветет и пахнет. И птички, птички, везде птички…
— Птичек не тронули, — сказал он понимающе. — Добрый вы, ваша светлость. Так как насчет приема посла из этого далека?
— Примем, — решил я. — И никакое это не далеко… Так, пару-десяток королевств в сторону севера и чуть-чуть на запад. Ну, конечно, за дикими лесами, быстрыми реками, глубокими озерами и высокими горами. Да, еще болота, как же без них… Скажите, приму в главном коронном зале, он же Золотой. Что для самых торжественных приемов и прочих непотребств.
Он слушал внимательно, но, как мне почудилось, понимает и то, что отвечаю, как говорящий автомат в храме, а голова забита другим, когда мысль ползет, мучительно протискиваясь в узкие щели, и если ее придавит, то будет больно и мне.
— Будет сделано, ваша светлость.
Он бесшумно удалился, а я продолжал разматывать клубок мысли насчет каравелл. Их преимущества не только в том, что на каждой больше народа. Главное, на них можно разместить что-то поновее, чем отряды лучников. Правда, можно только на корме, она приподнимается над общим уровнем палубы и достаточно широка.
Сперва мысль пошла по проторенному руслу: поставить бы пушки, как и делалось, как раз две поместятся на корме. Больше негде, но с этим сложновато, пока даже не знаю, в каком из монастырей благочестивый монах Шварц, во имя Господа, но по наущению дьявола придумывает порох, да и не уверен, что надо его делать вот прямо сейчас… Поэкспериментировать с греческим огнем, что ли, но уже то, что его перестали применять сами греки, показывает, что не такое уж и стоящее дело. А слухи о том, что «секрет утерян», это пусть повторяют старухи и подобные им рерихнутые демократы, что в древности ищут и как бы даже находят ответы на все вопросы. Секреты не теряются, просто оказываются никому не нужными, а ценность утерянных знаний — весьма преувеличенной.
Есть варианты насчет катапульт, как раз на корме можно установить одну, однако из них хорошо стрелять, стоя на неподвижной земле, по крепости напротив, что не двигается и не рыщет на волнах. Как бы камень ни полетел криво, а в стену попадет. Или перелетит через, тоже хорошо.
Можно еще придумать нечто вроде крана, что будет подвешивать каменные глыбы, а потом ронять на палубу вражеского корабля, идущего на абордаж. Глыбы проломят не только палубы, но и днища, корабли тут же потонут. Так, говорят, делал Архимед, когда к стенам Сиракуз подходили римские корабли. Но те краны стояли на твердой земле, их можно было делать любого размера…
Я вскинул голову, заметив что-то мешающее, с неудовольствием обнаружил сэра Жерара, стоит столбом и смотрит на меня с укором, словно это он майордом, а я невесть как сюда пробравшийся беспризорник в поисках чего бы спереть.
— Сэр Жерар, — буркнул я.
— Ваша светлость, — ответил он почтительно, — осмелюсь напомнить, вас ждут в Золотом зале. Как вы и велели.
— Иду-иду!
— Вы уже трижды сказали это «иду-иду», — напомнил он. — Ваша светлость, надо.