— Это мальчишка так вас расстроил?

— Нет. С ним все в порядке. Теперь он ласков, как котенок.

— Тогда куда вы так припустили?

— Куда? — Он посмотрел на дверь, готовясь придумать еще одну ложь, подобную тем, что он говорил всем уже десятый год. Но вздохнув долгим вздохом с облегчением, в котором он отказывал себе все эти годы, он сдался, и правдивый ответ, впервые сорвавшись с языка, смутил его и в то же время снял с него огромный груз.

— Я собираюсь домой, — сказал он, внезапно словно постарев. — Я хочу сегодня закруглиться пораньше, чтобы поспеть домой к жене. И к дочке.

— У вас есть дочь? — с удивлением спросила она.

— Да, — просто, но с чувством ответил он. — Есть. Она живет там, наверху, в Хоуте. Вот почему вечерами я там патрулирую. Чтобы видеть ее. Хотя она этого и не знает.

Они глядели друг на друга, чувствуя, что этим утром в жизнь их вторглось нечто странное, навсегда изменившее их обоих.

— А у меня муж был, — наконец выговорила она. — До автокатастрофы. Я была там. Держала его за руку. Как и сегодня утром. — Она проглотила комок в горле и понизила голос. — Я всегда говорила, что отдала бы все на свете, чтобы подарить ему еще хоть несколько часов. — И тут она решилась: — Я дала Лу таблетку, — сказала она твердо, глядя теперь прямо ему в глаза. — Я знаю, что не должна была этого делать, но таблетку я ему дала. Не знаю, правда или нет все, что нам наговорили об этих таблетках, — найти Гейба нам так и не удалось, — но если я помогла этим Лу провести еще несколько часов с семьей, то я счастлива и сделаю это вновь, если кто-то меня попросит.

Рэфи лишь кивнул, оценив оба ее признания. Он должен будет поместить все это в их совместный рапорт, но предупреждать ее об этом было излишне. Она и так это знала.

Они лишь глядели друг на друга, глядели пристально, но невидящим взглядом. Мысли их были далеко, обращенные в прошлое, к времени, которого не вернуть.

— Где мой сын? — тишину прервал нетерпеливый женский голос. Дверь открылась. Темнота озарилась светом. С ним в помещение проник холод улицы. На волосах женщины таяли снежинки. Когда она топнула ногой, с ботинок посыпался снег. — Он же еще ребенок! — со слезами в голосе вскричала она. — Ему только четырнадцать лет! — Голос ее задрожал. — Я послала его купить концентрат для подливки. А теперь индейка пропала! — Она говорила бессвязно, точно в бреду.

— Я займусь этим. — Джессика кивнула Рэфи. — А вы поезжайте.

Он так и сделал.

Бывают важные вещи, затрагивающие лишь немногих. И наоборот, какая-нибудь мелочь может затронуть большое число людей. Но и мелочь, и важное событие способны оказывать влияние на группы людей, образуя из них некую цепь. Происшествия могут сплачивать нас воедино — ведь все мы в общем-то из одного теста. Когда что-то случается, в нас пробуждается наша общность, соединяя нас с другими людьми гирляндой свечей на рождественском древе — оно может крениться, ломаться, но будет держать эту гирлянду свечей. Какие-то из них могут гаснуть, другие мигать, но прочие — гореть ярко и красиво, ибо все мы в единой цепи.

В начале нашего повествования было сказано, что это история о человеке, познающем людей. О человеке, который раскрывается и обнажает свою сущность перед всеми, кому это важно. И те, кто важен ему, раскрываются в свой черед. Вы подумали, что речь идет о Лу Сафферне, не так ли? Нет, речь идет о вас.

Урок сведен к общему знаменателю. Знаменатель найден: все мы соединены общей цепью. На кончике цепи болтаются часы, на циферблате которых отсчитывается время. Мы слышим негромкое тиканье этих часов, взрывающих тишину, мы видим и циферблат, но часто не чувствуем бега времени. Каждая прожитая секунда оставляет свою отметину на каждом из нас; она приходит и уходит незаметно, скромно, тает в воздухе, как пар от горячего рождественского пудинга. Обилие времени обдает нас жаром, время уходит, и нам становится зябко. Время, оно драгоценнее золота, дороже бриллиантов, дороже нефти, дороже всех земных сокровищ. Времени нам никогда не хватает, мы отвоевываем его в борьбе с самим собой, и потому мы должны тратить его с толком. Его не запакуешь в красивую коробку, не перевяжешь ленточкой, не положишь под деревцем под Рождество. Подарить его кому-то нельзя, но уделить, разделить с кем-то можно.