Вожак спэклов протягивает ей руку и помогает подняться. Он делает жест остальным, те расступаются, и на поляну выносят три плетеных стула — по одному на каждого.

— Что происходит? — спрашиваю я.

— Мне кажется, он… — Она замолкает: на поляну выходит еще два спэкла, один с полной охапкой фруктов и рыбы, второй с плетеным столиком. — Они хотят нас угостить!

На заднем плане я слышу голос Брэдли, который благодарит спэклов за угощение.

— Переговоры состоятся!

— Виола…

— Нет, я серьезно, Тодд. Много ли у нас будет шансов?

Я кипячусь еще минуту, но голос у Виолы упрямый и решительный. Все равно ее не переспоришь.

— Хотя бы оставь комм включенным, ладно?

— Правильно, — соглашается Симона. — И объясни их вожаку, что они висели на волоске от смерти.

Наступает тишина. Вожак спэклов расправляет плечи.

— Он говорит, что знает…

А потом и до нас доносятся слова — слова на нашем языке, произнесенные голосом, похожим на человеческий, но бутто бы сложенным из миллиона голосов. Все они говорят одно и то же:

— Земля сожалеет о поступке Возвращенца.

Я перевожу взгляд на мэра:

— И как это понимать?!

— Правда заключается в том, — говорит Брэдли, — что мы не можем улететь обратно. Мы добирались сюда много десятилетий. Эта планета показалась нашим предкам идеальным местом для новой жизни, а космические зонды… — Он неловко откашливается и замолкает, хотя в его Шуме уже все видно. — Космические зонды не обнаружили признаков разумной жизни, вот мы и…

Значит. Бездна не может уйти, — говорит Небо, глядя на парящий в вышине корабль-разведчик. — Бездна не может уйти.

— Простите? Что?

Но Бездна за многое должна ответить, — говорит Небо, и в его Шуме возникает картинка того спэкла, который бросился на меня с клинком…

Эта картинка проникнута глубоким чувством — оно передается напрямую, не словами, — чувством неизбывной печали… Не за нас, не за прерванные переговоры, а за того спэкла. что набросился на нас с ножом. Затем, пропитанные той же печалью, в Шуме вожака появляются картинки геноцида и того, как 1017-й долго искал своих, нашел, но так и не смог ужиться — вот что мы с ним сделали…

— Это непростительно, — киваю я. — но это были не мы.

Небо умолкает и смотрит на меня. Такое чувство, что на меня смотрят все спэклы этой планеты.

Я тщательно подбираю слова:

— Мы с Брэдли прилетели недавно. И мы всей душой не хотим повторять ошибок прошлого.

Ошибок? — говорит Небо. Его Шум вновь открывается, засыпая нас картинками той, первой войны…

Всюду смерть, всюду кровь — я и не подозревала, как это было страшно…

Спэклы гибли тысячами…

Зверские расправы…

Умирающие дети, младенцы…

¾ Мы не можем повернуть время вспять, — говорю я, пытаясь не смотреть на его Шум, но он всюду. — Зато мы в силах не позволить этому ужасу повториться.

— И начать необходимо с немедленного заключения перемирия, — добавляет Брэдли. который не меньше моего потрясен увиденным. — Давайте первым делом договоримся об этом. Мы больше не нападаем на вас, вы больше не нападаете на нас.

Небо чуть приоткрывает Шум и показывает нам огромный водяной вал — в десять раз выше любого человека, — который сметает нас и обрушивается в долину, стирая Нью-Прентисстаун с карты Нового света.

Брэдли вздыхает и тоже открывает свой Шум: сначала ракеты с корабля-разведчика испепеляют холм, а потом с орбиты — куда спэклам не добраться — на них сыпятся еще более мощные бомбы, превращая всю многотысячную армию в облако огня и дыма.

Шум Неба удовлетворенно затихает, словно мы подтвердили его догадки.

— Силу мы друг другу показали, — кашляя, говорю я. — Что будем делать теперь?

Наступает долгая тишина, а потом Небо вновь открывает свой Шум.

И начинаются переговоры.

— Уже сколько часов прошло! — говорю я, сидя у костра и глядя на проекцию. — Что можно обсуждать столько времени?

— Помолчи, пожалста, Тодд. — Мэр прислушивается к комму, старясь не упустить ни слова. — Мы должны быть в курсе договоренностей.

— Да о чем там договариваться? Войне конец, давайте жить дружно — вот и все переговоры.

Мэр только бросает на меня насмешливый взгляд:

— Ну ладно, ладно… Виоле же нездоровится! Нельзя ей столько времени торчать на холоде.

Мы сидим у костра: я, мэр, мистер Тейт и мистер О’Хара. Все жители города продолжают следить за проекцией, хотя интересу у них поубавилось. Оно и понятно — кто ж захочет столько часов подряд наблюдать за переговорами, пусть и очень важными? Уилф в итоге не выдержал, сказал, что его ждет Джейн, и увез обратно на холм телегу госпожи Койл.

— Виола? — раздается в комме голос Симоны.

¾ Да?

— Просто хочу предупредить, что топливо на исходе. Какое-то время я еще смогу здесь пробыть, но вам пора задуматься о возвращении в город.

Я нажимаю кнопку на своем комме.

— Не вздумайте ее бросать! — говорю я. На проекции видно, что вожак спэклов и Брэдли чем-то удивлены. — Не выпускайте ее из виду!

Но отвечает мне госпожа Койл:

— Не волнуйся, Тодд. Наша сила и верность, в отличие от горючего, не иссякнут!

Я бросаю озадаченный взгляд на мэра.

— Работаете на публику, госпожа? — громко спрашивает тот, чтобы целительница его услышала.

— Помолчите все, пожалста! Не то я вапще отключу эту штуку!

Виолу снова разбивает кашель: на проекции она выглядит ужасно бледной, исхудавшей и какой-то маленькой. Вот это больше всего ранит. Она всегда была меньше меня.

Но, когда я думаю о ней, Виола кажется мне размером с целый мир.

— Звони, если что-то понадобится. Что угодно.

— Хорошо.

А потом комм пищит, и все затихает.

Мэр переводит удивленный взгляд на проекцию. Брэдли и Виола снова разговаривают с предводителем спэклов, но мы больше ничего не слышим. Она отключила звук.

— Спасибо тебе большое, Тодд, — раздраженно бурчит госпожа Койл по второму каналу.

— Она не меня выключила, а вас!

— Дура тупая, — доносится голос мистера О’Хары с другой стороны костра.

— ЧТО ты сказал?! — ору я, вскакивая на ноги и бросая в него мысленные пули.