Несмотря на трудности в плане тылового обеспечения, продиктованные характером местности, во всем остальном дела шли как по маслу. Прежде всего возникало меньше трений между армейскими и эсэсовскими офицерами, чем в той же Польше, и напряжение создавалось только из-за вмешательства военнослужащих армии. 20 августа солдаты 295-й пехотной дивизии обнаружили примерно восемьдесят-девяносто еврейских детей на втором этаже дома в украинском городе Белая Церковь, лежавших и сидевших на полу в собственных фекалиях. Взбудораженные солдаты обратились к военным капелланам за помощью. Выяснив, что родители уже казнены, подполковник Гельмут Гроскурт, офицер Генерального штаба дивизии, попытался спасти детей, выставив кордон из солдат, чтобы оградить малышей от эсэсовцев или украинских пособников немцев. Гроскурта не назовешь обычным офицером. Зимой 1939/40 г. он выступал одной из ключевых фигур по связи в штаб-квартире Генерального штаба в Цоссене и помогал адмиралу Канарису и полковнику Гансу Остеру уговаривать Франца Гальдера возглавить заговор против Гитлера. Занимаясь вербовкой диссидентов среди военной элиты, Гроскурт собрал немало свидетельств эсэсовских зверств в Польше. В то время ни один из высокопоставленных генералов не последовал примеру Иоганнеса Бласковица, командующего войсками в Польше, и не осмелился направлять протесты в адрес Гитлера[367].

В Белой Церкви Гроскурт мог апеллировать максимум к командующему 6-й армией, и подполковнику пришлось искать способ облечь доводы против уничтожения еврейских детей в удобоваримую для вышестоящего начальства форму. Гроскурт аргументировал свою позицию тем, что было бы гуманнее убить детей одновременно с родителями, но если этого не сделали, то надо позаботиться о малолетних. В штабе 6-й армии фельдмаршал фон Рейхенау с раздражением отмахнулся от отчаянной просьбы Гроскурта, и через два дня эсэсовцы и их украинские пособники перестреляли детей[368].

10 октября Рейхенау прояснил вопрос, издав приказ солдатам всеми силами содействовать уничтожению евреев: «Существует по-прежнему довольно много неопределенности в плане поведения солдат в отношении большевистской системы… Главная цель кампании против еврейско-большевистской системы есть полное уничтожение ее войск и искоренение азиатского влияния в сфере европейской культуры. В результате солдатам приходится выполнять задачи, выходящие за привычные чисто военные рамки. В восточной области солдат не есть просто боец в соответствии с правилами войны, но борец за безжалостную расовую [völkisch] идеологию и мститель за скотские злодеяния, совершенные против германского народа и родственных ему этнических групп»[369].

Рейхенау сполна заслуживал права называться самым оголтелым нацистом среди немецких генералов. Он вступил в партию еще в 1932 г., когда военнослужащим германских вооруженных сил занятие политикой запрещалось, и буквально сдружился с Гитлером, что порой беспокоило традиционалистов среди высокопоставленных военных, включая непосредственного начальника Рейхенау, Герда фон Рунштедта. Но не в описываемом случае. Не прошло и двух суток, как Рунштедт распространил действие приказа Рейхенау на всю группу армий «Юг». Гитлер пришел в восторг от «превосходной» формулировки Рейхенау, и 28 октября Верховное главнокомандование дало распоряжение издать такие же приказы высшим военачальникам сухопутных сил; к середине ноября очередь дошла до групп армий «Центр» и «Север»[370].

В первые восемнадцать суток с начала вторжения группа армий «Центр» Федора фон Бока продвинулась на 500 километров, достигнув «окна» между реками Двина и Днепр и между городами Витебск и Орша. Далее следовал Смоленск. 10 июля войска Бока развернули штурм, в процессе чего головные части двух танковых групп начали окружение Смоленска перед лицом ожесточенного противодействия пяти советских армий. Вместо отвода войск перед соединением клешней немецкого охвата, командование Красной армии бросало вперед все новые силы для поддержания непрекращавшихся контратак. 27 июля немцы захлопнули котел, но бои продолжались – уцелевшие 300 000 советских солдат капитулировали только через пять недель. Наступавшие одержали крупную победу: Красная армия потеряла по меньшей мере 1300 танков, немцы – менее 200. Когда в конце июля танкисты Гудериана овладели переправой через Десну в Ельне, дорога на Москву лежала перед ними открытой[371].

Победа стала завершением первой фазы немецкой кампании, и строго определенных планов в отношении дальнейших действий пока не существовало[372]. Вермахт на две недели опередил Наполеона, «Великая армия» которого овладела Смоленском 18 августа 1812 г. Все генералы, от главнокомандующего сухопутными войсками Вальтера фон Браухича и начальника Генерального штаба Франца Гальдера до фронтовых командующих, таких как Бок, Гудериан и Гот, выражали желание последовать примеру французского императора и развивать натиск прямо на Москву, причем как можно скорее. Взращенные на уроках наполеоновской военной науки, обобщенных в теории стратега XIX века Карла Клаузевица, они мыслили категориями «генерального сражения», в котором нужно разом разбить и уничтожить сосредоточенные противником войска. Самым очевидным способом достигнуть желаемого стал бы штурм советской столицы. Гитлер, однако, никогда не выделял Москву в качестве главной цели кампании и на протяжении недели спорил с Гальдером относительно дальнейших действий, выдвигая экономические аргументы против доводов военных. Нацистский вождь хотел повернуть танковые дивизии в южном направлении и захватить Украину, зерно которой играло жизненно важную роль для продовольственной безопасности Германии. Кроме того, Украина служила воротами к нефтяным месторождениям Кавказа. Нефть и зерно сделали бы рейх полностью самодостаточной сверхдержавой, позволив Германии достигнуть равновесия с западноевропейскими экономиками и выдержать длительную войну на истощение с Британией и даже Соединенными Штатами[373].