— Смотри не испорти это дело, Мартин.

Яркие огни освещают лицо Барбары Джеймс, и выглядит она отлично. Она на сцене, вот-вот должна начать беседу со всей этой толпой пятничных идиотов. А они буквально светятся от счастья — они в восторге оттого, что находятся рядом с тем местом, где происходит телевизионное действо, и так близко от знаменитой Барб, что даже чувствуют запах ее духов и видят морщины вокруг ее глаз. Мы с Дэвлином сидим рядом со сценой, глядя наверх, туда, где стоит Барб. Она смотрит в камеру и произносит приветственную речь для всех телезрителей.

Чувствуется, что у Дэвлина от всего этого кружится голова. Он так долго находился в стороне от серьезных дел… Хотя он всегда мечтал быть именно здесь, где большие мальчики и девочки делают свое большое телевидение, а не то дерьмо, которое приходилось делать Дэвлину. Он знает это. И он не хочет, чтобы сегодняшний вечер провалился, поэтому и говорит мне, чтобы я не испортил все дело.

— Добрый вечер и добро пожаловать! — говорит Барб в камеру и зрителям в зале.

— Она всегда так начинает, — шепчет Дэвлин мне на ухо. Я буквально чувствую улыбку счастья в его голосе. — Эта гребаная фраза будет выгравирована на ее надгробии. — Он хихикает. Ему все это доставляет огромное удовольствие. Она круче самого Парки, — говорит он так, будто готов целовать ей пятки.

— Сегодня вечером, — продолжает Барб, улыбаясь в камеру, — среди моих гостей вы увидите исследователя и режиссера документальных телевизионных фильмов Ральфа Джеллингса, который буквально только что вернулся из тяжелой экспедиции на Южный полюс, где он отморозил три пальца на ногах, которые пришлось ампутировать.

На этом месте толпа придурков в зале начинает аплодировать, но только потому, что какой-то мужик из команды телевизионщиков, стоящий позади камер, начинает хлопать в ладоши у себя над головой. Зрители с нетерпением ждут, какую следующую знаменитость представит им Барб. Их немного разочаровал этот самый исследователь с его дурацкими ампутированными пальцами.

— Кроме того, на нашем шоу присутствует сэр Джеффри Перкинс — руководитель партии Демократического союза, которая, по его утверждению, скоро станет новой силой в британской политике.

Мужик, который хлопает в ладоши над головой, вкладывает в это дело всю свою энергию, стараясь расшевелить толпу зрителей, но сэр Джеффри их явно не интересует, поэтому в зале раздаются совсем жидкие аплодисменты. И они правы, потому что я видел этого самого сэра до начала шоу. Это старый, засыпанный перхотью козел, у которого из носа торчат волосы и который ненавидит иностранцев. Настоящий болван.

— И еще у нас будет играть вживую последняя сенсация альтернативной музыки — группа из Нью-Йорка «Руководитель вселенной».

Зрители оживляются. И эту группу я видел. Какие-то волосатые балбесы в немыслимой одежде. Получается, что некоторые вещи никогда не меняются.

— Но сначала разрешите мне представить вам человека, который, как нас заверили, обладает по-настоящему поразительными способностями: мистер Мартин Мартин…

Дэвлин говорит: «Ну, вот оно! Теперь — вперед. Удачи!» И он выталкивает меня на сцену. Из-за этого толчка я немного теряю равновесие, когда делаю первые шаги. Я все еще пытаюсь выпрямиться, когда меня освещают студийные прожекторы, — будто солнце бьет в глаза, когда ты резко раздвигаешь шторы в полдень, после буйной ночи, проведенной у «Звездных сучек». Я лишь вижу, как тот мужик за камерами буквально сходит с ума, пытаясь расшевелить толпу, пытаясь заставить их приветствовать ММ, хотя большинство из них и понятия не имеют, кто такой этот ММ. Я все еще немного неуверенно стою на ногах ММ после толчка Дэвлина, но все-таки умудряюсь придерживаться нужного курса и дохожу до дивана, на котором должен сидеть. Когда я подхожу к Барб, она смотрит на меня, как бы приветствуя. На ее лице приклеена лучезарная улыбка, но по ее глазам я вижу, что ее беспокоит мой вид.

Я сажусь и прищурившись смотрю в темноту, простирающуюся за ослепительным светом софитов, но ничего не вижу. Однако я слышу несколько смешков в зале и отвечаю на них широкой улыбкой, точно такой же, как у Барб, и точно такой, какой велел мне улыбаться Дэвлин. Я никогда раньше не участвовал в телешоу. Пока смех в зале звучит добродушно.

— Итак, скажите мне… — говорит бедная Барб.

А я чувствую, как в уме она думает о своей карьере, о том, как она серьезно училась на журналиста. И еще как она думает, что вся эта телевизионная чушь со всякими дерьмовыми знаменитостями ниже ее достоинства — особенно эта дерьмовая знаменитость, которая сейчас сидит перед ней. Она считает меня снобом и выскочкой с мелкой и ерундовой кабельной сети. Но потом она вспоминает, что деньги, заплаченные за мое появление в ее программе, слишком уж большие, чтобы от них отказываться…

— …вы утверждаете, что обладаете совершенно особым талантом, это правда? — Она говорит таким тоном, будто ей действительно интересно. Она ведь профессионал.

— Это правда, Барбара, — отвечаю я так, как учил меня Дэвлин.

«Называй ее по имени, — постоянно втолковывал он мне до того, как мы приехали на студию. — Делай вид, что вы с ней давно знакомы». И пока все идет просто офигенно замечательно — все по плану Дэвлина.

— Это правда, Барбара, — говорю я и слышу, как из-за стены ослепительного света раздается еще пара тихих смешков и пара покашливаний. Я смотрю в зал, который для меня как черное пятно из-за света прожекторов, зрители начинают бормотать, и их бормотание очень похоже на шум ветра, который постепенно усиливается. У меня внутри тоже начинают усиливаться похожие звуки. Я все еще не могу до конца контролировать бурчащие внутренности ММ, и теперь они начинают реагировать на все это нервное напряжение, которое я испытываю из-за того, что меня в прямом эфире показывают по телевизору.

— И как этот дар проявляется? Как он действует? — спрашивает Барб, игнорируя тихое, но явно становящееся все громче бормотание в зале.

— Он проявляется так, что мне в голове видятся и слышатся такие вещи, которые никто больше не слышит. Я вроде как вижу, что к чему, — отвечаю я.

— И сколько вам было лет, когда вы впервые осознали, что обладаете этим даром? — спрашивает Барб.

— Впервые я осознал, что обладаю этим даром, — отвечаю я, повторяя слова вопроса, как и учил меня Дэвлин, если я не уверен в том, как отвечать, — когда мне было двенадцать лет. — Потом я вспоминаю, что Дэвлин велел мне как можно чаще называть ее по имени, поэтому я снова добавляю: — Барбара.

Но она в этот момент как раз собиралась что-то сказать, и ее рот был уже открыт… А из-за всех этих газовых проблем, зреющих у меня внутри, я рыгнул, и это слово выскочило вместе с воздухом. Бедняга Барб. Она не смогла удержаться. Она отреагировала на этот выброс воздуха — совсем немного, но этого хватило, чтобы зрители начали еще больше хихикать и даже пугаться. Они тоже слышали, как я рыгнул. Тут я чувствую, как у меня по лицу начинает течь пот и собираться под носом. Я пытаюсь улыбнуться, как бы говоря, что все в порядке. Но, кажется, это было больше похоже на ухмылку сумасшедшего или на улыбку старого, выжившего из ума алкаша, который вот-вот обмочит штаны. По виду Барб становится ясно, что она хочет как можно быстрее от меня избавиться. Поэтому она сразу переходит к делу: