Все так. Он понимал, что Оксана права. Зачем? Зачем продлевать эту муку, эту агонию? Надо уйти. Уйти и попробовать заново. В конце концов, таких, как он, тысячи, миллионы. Все разводятся, заводят новые семьи, начинают с нуля. А он боится? Да нет, наверное, нет. Там, дома, все опостылело. И еще понимал: Оксане нужно замуж. С такими, как она, не гуляют – на таких женятся. Но все тянул, тянул, обещал, но не уходил, говорил, что надо собраться с духом – все-таки за плечами целая жизнь. Как так – в один день и все разорвать?

А потом все это стало окончательно невозможным. Славик подсел на наркотики. Обнаружилось это не сразу, увы, но тогда еще была надежда, и он ринулся в бой.

Бесконечные врачи, от наркологов и психиатров до народных целителей и экстрасенсов. Бесконечные клиники – старые, академические, с проверенными методиками, и новомодные, с современными технологиями, растущие как грибы, потому что такие проблемы оказались у многих. Там за огромные деньги обещали полное и окончательное, бесповоротное выздоровление. Пару раз помогало, но на очень короткое время. Тогда, в самом начале, они еще не теряли надежду. Но через несколько лет поняли: ничего не получится, если Славик сам не захочет. А он не хотел. Он вообще ничего не хотел. Никитин ловил его взгляд – пустой, безразличный, мертвецкий. И ему становилось так страшно, как не было никогда. Да и Тата… Несколько раз тайком, когда Никитин был в командировке, она забирала сына из больниц. Говорила, что жалко ребенка. Ну а спустя пару лет Никитин смирился, поняв, что битву за сына он проиграл. С позором, надо сказать, проиграл. Но противостоять ополоумевшей от горя жене, ее методам и действиям он уже не мог – просто не было сил. За несколько лет их единственный и горячо любимый сын превратился в больного, раздавленного и безвольного человека. Собственно, самого Славика уже и не было, а был несчастный наркоша.

Славик умер от передоза – обычная смерть для таких, как он. Ему только исполнилось девятнадцать.

Почти на два года Тата застыла, закаменела и замолчала. На вопросы отвечала односложно: «Да, нет, не знаю».

В сущности ее, Таты, тоже уже не было. Она превратилась в старую, поломанную куклу, которая хлопала полубезумными глазами, и из ее полуоткрытого рта вырывались короткие нечленораздельные звуки. Смотреть на нее было невыносимо.

И снова начались врачи и бесконечные светила. Ей прописывали таблетки, которые еще больше ее вводили в транс и беспамятство. Теперь она все время спала. Врачи говорили: время. Время и терпение. Никитин был готов терпеть, ждать и надеяться. Чувство вины перехлестывало и затмевало все остальное. Теперь он жалел ее, и сердце рвалось от сострадания. Несчастный человек его жена, одинокий и несчастный. Теперь она для него больной, затравленный, многострадальный ребенок. И он за нее отвечает. Сдать ее в учреждение? Частное, разумеется, платное, со всеми условиями и медицинским контролем? Теперь таких было навалом. Только плати! Устроить ее туда и начать новую жизнь? Убрать ее из квартиры, из ее, кстати, квартиры, убрать, как старую мебель? Привести туда Оксану? Нет, невозможно. Нанять сиделку и уйти к Оксане? Куда? В ее халупу с матерью и сыном? Смешно. А через два года, словно встрепенувшись, Тата запила, и Никитин окончательно понял, что все безнадежно – в этом пьянстве ее единственное спасение и возможность хоть как-то жить. «Наследственность, – думал он. – Страшная материнская наследственность».

Оксана поддерживала его, как могла. Благодаря ей он и выжил тогда. Он честно ей сказал, что теперь уже никогда не оставит жену. «Раненых не бросают», – горько и нелепо пошутил он от отчаяния.

Оксана ничего не ответила. А что тут ответить?

Он часто думал о том, как странно и горько написан, словно под копирку, сценарий их судеб: его и Таты, Галины Ивановны и Петра Васильевича. Страшный сценарий, повторившийся слово в слово. Как, почему? Хотя их сценарий был куда страшнее – они потеряли единственного сына.

Иногда он думал, что Тате легче – по крайней мере, она топила свое горе в вине. А он не мог, пробовал – не получалось. Было еще тяжелее, еще муторнее, еще горше.

Но у него была работа, которая отвлекала, командировки, дававшие глоток свежего воздуха. И в конце концов, у него была Оксана. Вот здесь не совпало – тесть, румяный Колобок, нашел в себе силы уйти из дома. А он не смог. Он жалел ее, свою несчастную и больную жену, ненавидел и жалел одновременно. Не мог оставить даже на одну ночь – а вдруг, не дай бог, она что-нибудь выкинет?

Тогда в их доме появилась Зина, соседка, славная тетка. На нее он оставлял Тату спокойно. Одинокая Зина с удовольствием переселялась в его отсутствие к ним. Ну и он, конечно, Зину не обижал – всегда привозил подарки, совал пакеты с едой.

Нет, он жил. Конечно, жил – поездки, кабаки, тряпки, рестораны. Иногда, что греха таить, под пьяное дело случался и секс – было пару раз, было. В конце концов, его ждала Оксана – любимая, верная, терпеливая и все понимающая. Но не осталось самого главного. У него почти кончились силы и пропали желания. Жил он теперь по привычке, по инерции. И если честно, по принуждению. Жизнь была, а вот смысла в ней не было. И планов тоже не было. Что говорить про мечты и надежды?

Мечты остались в далеком прошлом. Ну да бог с ними, с мечтами! Мечты, как правило, материальны – человеку всегда хочется иметь что-то получше и поудобнее, например машину или квартиру. Мечты – это незнакомые страны. У него все уже было. Квартира? Лучше не пожелаешь. Больше? Зачем ему? Его устраивает, им хватает. Машина? Да бросьте! Автомобиль у него был отличный. Да сколько их было, этих машин!

Он не мечтал о несбыточном – ни яхта, ни дворец в Ницце ему были не нужны.

Разные страны? Нет, разумеется, он не все видел и не везде побывал. Но видел многое, и впечатлений хватало.

У него не было хобби и почти не осталось интересов. Но самое главное – у него пропали желания.

Он давно не ждал плохого – свою горькую чашу, казалось, он выпил до дна. Не ждал он и счастья – откуда? Смешно. «Счастье закончилось сто лет назад, еще в прошлом веке», – грустно шутил он. Да и было ли оно? Да нет, было. Конечно же было. Его большая любовь к жене, их нечастые, но все же счастливые дни. Рождение сына. Карьера, поездки. А после – Оксана. С ней ему повезло. Но вот что странно: без Таты жить он не мог, а без Оксаны – спокойно.

Выходит, что не любовь? Да черт его знает! Да и вообще как-то неловко в его почтенном возрасте рассуждать о любви. А уж тем более на это рассчитывать!

* * *

Поезд постукивал на стыках, покачиваясь из стороны в сторону, словно пытался его убаюкать, и наконец под утро Никитин уснул, измученный и измочаленный, проклиная себя за слабость и нюни, за сопли и воспоминания, от которых ему удавалось всегда уберечься. Но не сегодня, увы! «Все оттого, – подумал он, – что через два часа поезд прибудет в Н. В город, где началась моя жизнь. Как оказалось, довольно нелепая. И уж точно – пустая и одинокая». Он громко крякнул, злясь на себя: «Да ладно, хорош! Разнюнился, как баба, как прыщавый юнец. Да полно в жизни хорошего! Например, летом можно поехать на море».