Я, окровавленная, с разрезами на ладонях, на локтях, на плечах, одного за другим вызывала огнедухов и привязывала их к камню, уже бурому и мокрому. Второй, Третий, Четвертый… ввысь, мои птахи! Резала себя, чтобы не терять время — пока пил один, я звала из огня второго и не чувствовала боли от ужаса, от запаха гари, вызывающего слезы, от тошнотворного вида обгорелых трупов на опушке, вони муравьиной кислоты и десятков летящих ко мне стрекоз. Деревья впереди полыхали, дымился и луг от прикосновений моих огнептиц: я отправляла их помогать раненым драконам с наказом не прикасаться к самим ящерам, я одну за другой посылала их в небеса, я приказывала им лететь в замок и, не трогая тех, кто защищается, убивать нападающих. Я кричала, срывая голос, движением рук бросая их в бой, заклиная их спасти нас всех, и огненные крылья мелькали у меня в глазах калейдоскопом, и я не видела, не слышала ничего вокруг.

— Моя госпожа, хватит, хватит!

Из рук у меня выбили нож, и Вернов, закрываясь рукой от взлетевшей с моего плеча огнептицы, оттащил меня от костра и прямо перед носом Осокина с остервенением стал затаптывать огонь.

— Нет, — просипела я, дергаясь обратно к покрытому моей кровью камню, — нельзя, нельзя! Не гасите костер! Духам нужно будет вернуться в него! Нужно чтобы он горел всегда!

— Да как же вас остановить-то было! — крикнул мне рядовой, отпрыгивая в сторону и ладонями принимаясь тушить занявшиеся брюки. — Все уже, все! Кричу вам, прошу! Вы же истечете кровью!

Я посмотрела на свои руки, покрытые порезами, запекшейся и свежей кровью, на пальцы, с которых капали темные капли, и меня повело — я осела прямо у бурого куска замковой кладки, к которому привязывала огнептиц, и, опираясь о землю липкими горячими ладонями, с усилием подняла голову.

Было тихо.

Надо мной, в небе под темными тучами, как листья по осени, кружили больше двадцати пламенных духов — я в своем лихорадочном состоянии вызвала их почти в два раза больше, чем ночью на фортах. По горящему лугу, перепрыгивая через полосы тлеющей травы, огибая трупы инсектоидов и врагов, ко мне бежал Энтери. К раненым драконам спускались их сородичи.

А капитан Осокин продолжал подкладывать в костер ветки.

— Остановитесь, — прошептала я. — Очнитесь.

Он замер, приходя в себя, закрутил в изумлении головой.

— Ваша светлость? — капитан посмотрел на меня с такой смесью недоверия, страха, упрека и гнева, что мне стало безумно стыдно. Руки вдруг отказали, стало холодно-холодно, и я упала щекой на землю, больно ударившись грудью о бурый камень. Сил хватило прижать его к себе и перевернуться на спину, к огнедухам.

— Возвращайтесь в огонь. — Я не слышала себя, в висках стучало, голова кружилась все сильнее. — Я позову вас еще… возвращайтесь в огонь…

В глазах расплывалось, но я продолжала оставаться в сознании. Мои огнептицы одна за другой опускались в огромный костер. Энтери, добежавший до нас, сам раненый — с кровоточащим вырванным куском щеки, с багровыми дикими глазами, останавливал мне кровь и прохладным потоком вливал в меня виту. Я первый раз в жизни рассмотрела ее, белесо-радужный поток, струящийся от его ладоней.

— Теперь я понимаю, что ты истинная сестра Владычицы, Марина, — сказал он гулко.

Но я не могла ответить. И понять, что он имеет в виду. Я, глядя в серое небо, видела как под тучами мягкими упругими волнами катится от моря на лес ветер. Редкими волнами, перламутровыми, сияющими. И в такт толчкам этих воздушных волн болезненным сознанием своим я отчетливо слышала хриплый шепот «Марина, Марина».

Он был похож на выдохи спящего. На дуновение ветра. На медленный шершавый прибой.

Надо мной медленно удлинялись ветви деревьев, превращаясь в тысячи зеленых змей, плескал шепотом бесконечный воздушный океан, а я улыбалась голосу Люка, прошивающему меня насквозь, скалилась безумно, прижимая к себе горячий камень и ощущая, как затягивает рассудок лихорадочная пелена.

Меня затрясло. На запястье налился холодом брачный браслет, утешающе потекла по телу мятная дрема, и я закрыла глаза.

* * *

Муж мой лежал животом на груде драгоценных камней, насыпанной на гигантском четырехугольном куске хрусталя.

Он поднял голову, посмотрел на меня. Белым засияли глаза. Дрогнули губы.

«Марина».

Ветер окутал меня выдохом и отступил, рассеяв и Люка, и его ложе, и все вокруг.

* * *

Я, продолжая шептать что-то умоляющее, слезливое, приоткрыла глаза и тут же закрыла: в глаза ударил свет. Мне было жарко. Болели руки и ноги. Меня била дрожь.

Обрывки разговора рядом ощущались как дробь града по жестяной крыше.

— …У нее бред. Тяжелая кровопотеря, господин Леймин. Со вчерашнего дня температура, несмотря на усилия виталистов.

— Тем не менее я настаиваю, что ее светлость нужно эвакуировать. Мы вызовем реанимобиль из Виндерса…

Как же жарко. Я выпадала из реальности и возвращалась после мгновений слепоты и глухоты.

— …Господин Леймин. Пока еще я главврач этого лазарета. И я вам говорю как врач: перевозить Марину Михайловну опасно и для нее, и для детей…

— Нападение может произойти в любой момент!..

Я умру сейчас, так жарко. Обморочная муть была рядом, близко, во мне.

— … Здесь она реабилитируется при поддержке драконов-виталистов. Они удерживают ее. В Виндерсе есть драконы-виталисты?..

— А кто защитит ее, если снова атакуют иномиряне? Она не сможет больше вызвать огненных птиц!..

Я попыталась заговорить. Не вышло. В голове было гулко, мутно, сонно.

— Марина, — голос Энтери прогнал хмарь, — спать!

Прикосновение рук. Прохлада по телу. Волна спокойствия и неги. Тяжелая дрема.

Я, пробиваясь через нее, зашептала, еле двигая губами:

— Дети?

— Живы, — сказал дракон, и я замерла от облегчения. Губы пересохли. Под веками от жара плясали темные пятна, и я никак не могла открыть глаза.

— Камень… принесите камень…

— Бредит, — тяжело проговорил доктор Кастер.

— Нет! — прохрипела я. — Я не брежу!

От усилия застучало сердце, и я остановилась, хватая ртом воздух.

— Тогда что за камень, ваша светлость? — недоуменно и почтительно переспросил Леймин.

— Энтери знает, — шептала я. Руки дрожали, снова начало знобить. — Энтери… я сжимала камень. С моей кровью. Где он?

— Остался рядом с костром, Марина, — гулко объяснил дракон.

— Принесите… На одну из башен нужен огонь… много огня, — заторопилась я, чувствуя, что сейчас снова провалюсь в обморок, — а затем… принесите туда камень. И много, много масла… покормить огнедухов… привязаны к камню. Защитят…

— Сделаем, моя госпожа, — с явным облегчением проговорил Леймин. — Сейчас и сделаем.

Замутило, и я застонала. Легкие горели.

— Воздух… — язык отказывался ворочаться, — не