В холле скучал еще один стриженый славянин, но постарше и видимо посмышленей. Скользнув взглядом по его лицу, Пухов понял, что парень сидел и положительно относится к наркотикам. Небрежно ему кивнув, майор проследовал к лестнице, но что-то ему не понравилось. Пухов как бы ощутил неочевидное движение воздуха чуть слева от себя.

Обычно майор незамедлительно «умиротворял» возникающее у него предчувствие и никогда потом не думал – ложное или истинное оно было. Пухов искренне верил в солдатскую присказку, часто произносимую на гулийской войне: «Смерть – лучший миротворец».

Поднявшись на несколько ступенек, он резко обернулся, одновременно выбрасывая вперед руку с «Fovea», давая парню один-единственный, почти немыслимый шанс – оказаться к нему затылком, предстать не проявляющим к персоне майора ни малейшего интереса. Парень шансом не воспользовался, представ пред очами майора Пухова одновременно смотрящим ему в спину (уже, впрочем, не в спину, а на летящую руку с «Fovea») и нажимающим кнопки на трубке мобильного телефона. Поймав пулю лбом, парень мягко откинулся на палас. Пухов в три прыжка вернулся вниз, подхватил парня, пристроил в кресле перед телевизором, как раз повторяющим известие о невероятной (Пухов, естественно, в нее не верил) смерти генерала Каспара Сактаганова от прямого попадания танкового снаряда.

Майор еще раз мысленно похвалил немецких оружейников – пуля из «Fovea» не насквозь пробивала череп, разбрызгивая как из шланга по сторонам мозги, но выверенно тормозила у задней – затылочной – стенки. Таким образом, Пухову не составило ни малейшего труда привести парня в подобающий вид, заклеив проступившую на лбу капельку вишневого варенья специальным – телесного цвета – пластырем.

У апартаментов Гелисхана охраны не было, но на стене у дверного косяка вызывающе мигал крохотный красный огонек сигнализации. Это свидетельствовало, что гулийцы покидали свою базу отнюдь не в панике.

…До сего времени Пухов был в мотеле «Глория» один-единственный раз, да и то не в самом мотеле, а в казино, куда из основного корпуса, где он сейчас находился, вела застекленная галерея – зимний сад. Накануне гулийские повстанцы сожгли очередную колонну российской бронетехники, и Пухову с колоссальным трудом удалось убедить руководителя Центра по борьбе с терроризмом нанести удар по их базе в Москве.

Мотель окружили по периметру. Пухов с несколькими спецназовцами, переодетыми под «крутых», вошел в игровой зал. Он знал, что генерал Сак вынес ему смертный приговор и объявил награду за его голову. Майор надеялся, что кто-нибудь из находящихся в зале гулийцев захочет привести приговор в исполнение, а заодно поправить свои финансовые дела. Руководитель Центра поставил жесткое условие: гулийцы должны были напасть (обнажить оружие) первыми. Их скрытые камеры писали все происходящее в казино на пленку. Запись должна была быть приобщена к делу.

Пухов молча прошествовал к рулетке. В зале стало тихо. Потом откуда-то появился Гелисхан в аспидно-черном костюме и белоснежной рубашке. Пухов вздохнул с облегчением, когда увидел, что Гелисхан медленно опускает руку в карман брюк. Пухов не боялся (даже и в лицо – он успевал уклониться) столь картинно обставляемого выстрела. К тому же майор был прикрыт жилетом. Пухов поправил бриллиантовую заколку на галстуке. Это означало, что он поймает пулю в жилет, упадет, а ребятам всего-то останется: покосить из автоматов собравшуюся сволочь, щадя по возможности красивых баб. Хотя, возможно, они того и не заслуживали.

К величайшему разочарованию Пухова, Гелисхан извлек из кармана горсть… игральных фишек.

– Дорогой гость желает сыграть? – спросил Гелисхан. – Но опасаюсь, здесь нет для него равных партнеров.

– В игре, как и в смерти, все равны, Гелисхан, – возразил Пухов.

– В таком случае, прошу! – Гелисхан поставил на красное сто одну тысячу долларов. Это была именно та сумма, которую назначил за голову Пухова генерал Сак. – Или уважаемый не при деньгах? – усмехнулся Гелисхан. – Могу одолжить. Мне ничего не жалко для героя, который режет на части наших мальчишек, стреляет в затылки старикам, а потом сплавляет трупы по реке, как бревна…

Пухов подумал, что, в сущности, скрытые камеры – туфта. Он сам потом смонтирует какой угодно сюжет.

– Я всегда при деньгах, Гелисхан, – чуть сильнее, чем требовалось при изъявлении дружеских чувств, похлопал гулийца по плечу. – Ты оставил мне черное. Я согласен.

– Ты забыл про зеро, – напомнил Гелисхан.

– Зеро – это жизнь, Гелисхан. Оно еще возможно, – не сдерживая себя, во весь рот (он знал, что становится похожим в этот момент на волка, но ему было плевать) улыбнулся майор Пухов. – Только для тебя, Гелисхан, единственного в мотеле. Если ты прямо сейчас по телефону распорядишься выключить камеры…

– Мой дорогой гость требует невозможного, – жестом подозвал крупье Гелисхан. Пятидесятитысячные фишки были из чистого золота с голубыми сапфирами по центру. – Мы являемся законопослушными гражданами великой России. Нам здесь нечего скрывать. Я бы мог, конечно, выключить камеры, но только в том случае, если уважаемый предъявит мне письменное распоряжение начальника департамента налоговой полиции… Пухов молча вручил крупье пластиковую банковскую карточку. Тот жестом пригласил Пухова к банкомату, чтобы проверить, есть ли на счете деньги, но Гелисхан не позволил.

– Какие проблемы? Мы верим уважаемому гостю, тем более что речь идет о столь ничтожной сумме…

В казино было тихо, как в склепе. Люди Пухова рассредоточились по залу, выбирая позиции для довольно сложной даже для профессионалов стрельбы полувеером. Белый в крапинках шарик прыгал по рулетке с сухим костяным стуком, и майору Пухову казалось, что это крохотный череп мечется между цифрами, красными и черными секторами странного человеческого творения – рулетки, столь напоминающего изначальным отсутствием логики и справедливости человеческую жизнь. Гелисхану было назначено проиграть, независимо от цвета гнезда, в котором успокоится шарик.

Выпало черное.

– Что я могу сказать? – развел руками Гелисхан. Крупье молча положил на поднос две пятидесятитысячные фишки и пластмассовую – тысячную. – Только одно. С этой минуты ты стоишь двести две тысячи! Кто бы не доставил генералу Саку твою голову, я доплачу этому человеку сто одну тысячу долларов!

Майор Пухов уже определил, где находится панорамная камера – в светильнике над столом с рулеткой. Если что камера сейчас и писала, так это майора Пухова крупным планом. Он представил себе тихое (а может и не тихое) бешенство руководителя антитеррористического центра, когда тот будет просматривать пленку.

– Слишком много слов, Гелисхан, – покачал головой майор Пухов, – ты, похоже, забыл гулийскую поговорку: кто много говорит, тот неправ.

Ему вдруг расхотелось стрелять (даже в лицо, как он только что собирался) в Гелисхана из пистолета. Майор Пухов уже почти летел к нему, разворачиваясь вправо, чтобы выставленными костяшками пальцев сломать Гелисхану гортань, а когда он упадет, добить каблуком в висок, как змею.