Саша тускло улыбнулась. Спорить девушке не хотелось: как можно вообще одолеть в разговоре человека, который на любые возражения и доводы отвечает лишь снисходительной гримасой и все равно поступает по-своему?

– Что вы узнали? – оставив первый раунд их беседы-сражения за Кан Сяолуном, спросила она.

– Если исторические хроники не лгут, доставшаяся вам от бабушки рыбка была создана в эпоху правления самой императрицы Люй-хоу, – сжав губы, не проговорил – прошелестел профессорский племянник. – Конечно, нужно провести всестороннюю экспертизу, прежде чем делать окончательные выводы, но… вы представляете, каким сокровищем, возможно, обладаете?

Девушка поморщилась. Разговаривал он с ней, как с малолетним ребенком: наставительно, покровительственно даже, и это злило. Хотелось доказать ему – совсем как вечно недовольному ее жизнью и поведением отцу – что она куда как сильнее, чем кажется.

– Догадываюсь, – сухо отозвалась Александра, вдвойне раздраженная тем, что Кан Сяолун таки располагает недоступными и очень нужными ей опытом и знаниями. – Но как-то же я добралась до вас, умудрившись сохранить такую древность в целости и сохранности?

– Что не случилось днем, может случиться ночью, – с той же вежливой улыбкой отбил ее удар красавец.

Внучка Тьян Ню с подозрением покосилась на Кан Сяолуна – не намекает ли он все-таки на что-нибудь этакое? Лицо ученого было спокойно, губы улыбались, но девушку никак не покидало впечатление, что вместо человека она смотрит на маску – из тех самых, за которыми скрывают свои лица актеры китайской оперы. Белые щеки и лоб, приподнятые уголки глаз – чем не герой цзин, чье коварство способно изменить судьбу империи?

– Вам наверняка, – сказала она напрямик, решив, что нападение – лучшая защита, – не сопутствует удача в личной жизни.

Кан Сяолун взглянул на нее, и девушка с удовольствием заметила, что его невозмутимость дала пусть крошечную, но трещину. «То-то же», – не без злорадства подумала она, не сомневаясь в своей правоте – ну какая девица по своей воле согласится выносить рядом с собой такого удава?

– Не могу проследить связи между своим последним замечанием и вашим ответом, госпожа Сян Джи, – с едва уловимым напряжением в голосе отозвался он. – Неужели вам внезапно стала интересна не рыбка, а моя скромная персона?

– Как знать, – склонив голову набок, прочирикала дочь председателя Сяна и мысленно усмехнулась. – Так уж вышло, что я не огорчаюсь, если люди меня не понимают, но огорчаюсь, если я не понимаю людей.

Профессорский племянник изящно изогнул одну бровь. Ярко-алые занавеси бросали кровавые блики на его гладкое лицо, и Саша вдруг представила, как, тонкий и надменный, он выглядел бы в ханьфу, с собранными в узел волосами.

– Блажен тот, кто ничего не знает, – язвительно хмыкнул между тем Кан Сяолун, – потому что он не рискует быть непонятым.

Услышав это, девушка едва не заскрипела зубами от досады – за словом в карман красавец явно лезть не привык. Пока он ей был не по зубам.

«Но это пока, – удивляясь своей невесть откуда взявшейся расчетливой холодности, подумала она. – Не он один умеет играть в игры. Пусть расскажет мне все о бабушкиной рыбке, а там посмотрим, кто кого».

Ин Юнчен

– Ты спятил! – в один голос заявили друзья, услышав, что взбрело в голову Ин Юнчену, но того уже было не остановить.

Как и всегда, решив что-то, назад он не оглядывался, принимался за дело с азартным энтузиазмом и несся вперед, не разбирая препятствий и сложностей, словно ревущий и грозный горный сель.

Поэтому с того момента, как его посетила идея о самой подходящей кандидатуре на роль поддельной невесты, и до встречи с собственно «невестой» прошло меньше часа. Ни увещевания разумного Пикселя, ни тихие сомнения Чжана Фа не подействовали: воодушевленный собственной гениальностью, Ин Юнчен, даже не накинув куртки, вылетел из апартаментов, завел мотоцикл, зарычавший под ним не хуже породистого скакуна, и рванул к своей цели – маленькой, затерянной меж пригородных домиков автомастерской.

…Он наткнулся на нее давно, лет восемь назад, когда ему взбрел в голову каприз купить себе байк. «Сумасшедшая прихоть», как называл такие порывы Ю Цин, поначалу стала источником сплошных расстройств – у непривычного к возне с прихотливыми, норовистыми машинами Ин Юнчена никак не получалось укротить свой мотоцикл. Словно издеваясь, двухколесный зверь безо всяких на то причин глох в самых неожиданных местах и в самое неподходящее время: на мойке, на стоянке переполненного людьми стадиона, перед баром на глазах у хихикающих друзей. Апофеозом борьбы человеческого разума со своенравной железкой стал случай, о котором и спустя много лет парень не мог вспомнить без ужаса, – тогда байк, на котором он предложил покатать свою уважаемую матушку, отказался заводиться, застыв перед отелем для настроенных на интим пар.

После этого не продал мотоцикл Ин Юнчен из чистого упорства – это означало бы поражение, а проигрывать парень никогда не умел. И жаль – через пару недель, шипя на заупрямившийся байк так, будто машина была живой тварью, наследник почтенного семейства оказался в глубоком тайбэйском пригороде среди безмятежных рисовых полей.

Какими словами он крыл мотоцикл и собственную криворукость, Ин Юнчен вспомнить уже не мог, знал только, что ругательства в его голову приходили тогда весьма ядреные.

Мат, видимо, и выманил наружу единственную женщину, которую сейчас парень с чистым сердцем мог назвать своим другом. Она, почти невидимая в наваливающихся на сельские дома сумерках, выглянула из-за железных ворот, держа в руках фонарь.

– Эй, ты, недоумок! – направив свет прямо ему в лицо, загремела потревоженная дева. – Вытаскивай свои руки из задницы и давай уматывай отсюда, ну!

Звали ее Янмэй – ласточкина слива, пекинская красавица. Такое вот имя когда-то дали девочке родители, видимо, надеясь, что оно предречет ее судьбу. Ошиблись, уважаемые, – это Ин Юнчен понял сразу, едва она назвалась и, решительно мотая головой, направилась к его заглохшему мотоциклу.

Ни тогда, много лет назад, ни сейчас не озаботилась она тем, чтобы обзавестись юрким, шустрым ласточкиным изяществом, а красота… Прелестью судьба ее обделила при рождении, щедрой рукой отсыпав взамен ширококостной, упрямой силы. «Чисто огр, а не дева», – думал Юнчен, рассматривая копающуюся в двигателе его байка незнакомку.

– Ну ты и криворук, друг, – пыхтела между тем она, светя себе фонарем. – Бывают же мужики, а? С бабами ты тоже так, думаю, – схватил, перевернул и поехал, а, богатей?

Даже спустя много лет Ин Юнчен начинал улыбаться, вспоминая, как она его приложила, – так с ним женщины никогда не разговаривали. В тот раз, выпучив глаза от удивления, он закашлялся, услышав такой вот комплимент.

– Это ты с чего взяла, женщина? – И так раздраженный ситуацией, крайне неудобной и глупой, хозяин непокорного железного коня приподнял бровь. – И вообще – кто ты такая-то, чтобы этак со мной разговаривать? Что я тут в ваших дворах к вечеру нашумел, это да. Прости, значит, хозяйка. Но остальное…