Каленин открыл папку и разместил в альбоме все сорок два рисунка – по одному на каждой странице, – закрепив их в прорезях, которые идеально подошли под размер бумаги.

Помещенные в альбом, рисунки зажили какой-то новой жизнью. Открываешь страницу номер восемь – и вот он, Дитрих Блюм. Это его страница…

А вот Клаудия Штайнман, к примеру, проживает на странице номер двенадцать…

«Так, что тут доктор написал про гражданина Блюма?» – Каленин полез в портфель и достал тоненькую бумажную папку, на которой значилось «Дитрих Блюм». Он положил рядом с собой рисунок и принялся читать:

Дитрих Блюм. Примерно 35 лет. Восточный фронт. Белоруссия. Проведение карательных операций. 500–600 человек. («Надо понимать, что это число его жертв…» – подумал Каленин.) Прооперирован 4 февраля 1945 года. Пластика носа. Добавлены мимические морщины, складки скорби, искусственное старение. Подшиты мочки…

«Так, посмотрим, как капитан Блюм выглядит после операции».

Каленин перевернул рисунок.

«Ага, вот он каков! Фиг узнаешь! Совсем другой человек… Выглядит старше лет на десять. И ведь точно, уши стали совсем другими – двинулись вперед и вросли в скулу».

Каленин открыл двенадцатую страницу.

«Посмотрим на фрау Штайнман. Что тут пишет наш портретист?»

Клаудия Штайнман. 37 лет. Освенцим. Эксперименты над детьми. На левой голени послеоперационный шов – по всей видимости, рваная рана. Скорее всего результат серьезной травмы от укуса собаки.

Прооперирована 1 февраля. Повторно – 7 февраля. Осложнения после операции. Сильная пигментация. Увеличены скулы, изменен разрез глаз, подшиты губы. Плюс волосы…

Каленин перевернул рисунок.

«Интересно, что такое „плюс волосы“. Ага! Ясно. Доктор сделал ей залысины и существенно увеличил лоб. Никогда не думал, что даже под страхом смерти женщина позволит так себя изуродовать. До операции ее можно было бы назвать интересной, а тут баба-яга какая-то!»

Он принялся с интересом читать записи доктора Шевалье, которые тот делал всякий раз, когда добывал какую-нибудь новую информацию о том или ином члене своей портретной галереи. Например, к Дитриху Блюму доктор возвращался в разные годы раз десять. Была здесь и маленькая вырезка из польской газеты, датированная октябрем 1967 года, где, как понял Каленин, речь шла о судьбе некоего Виктора Цибульского, который воевал в партизанском отряде на территории Белоруссии и был застрелен капитаном СС Дитрихом Блюмом.

Или вот что пишет доктор в 1972 году:

Получил из ГДР информацию, что известная актриса Эдит Ващик, в девичестве Блюм, приходится племянницей Дитриху Блюму. Ее отец, Карл Блюм, сценарист и кинооператор, постоянно проживает в Швейцарии. Дитриху Блюму приходится младшим братом. Есть сведения, что К. Блюм многократно выезжал на съемки в Аргентину, где, по неподтвержденным сведениям, скрывается его старший брат…

Каленин собрался заняться изучением следующей страницы, когда неожиданно резко прозвучал звонок у входной двери. За то время, что Беркас жил на новом месте, к нему еще никто не приходил, поэтому звук звонка показался ему сигналом тревоги.

Он заметался с альбомом в руках по комнате, но в итоге оставил его на тумбочке, где он, собственно, и лежал до того, как стал хранилищем архива Шевалье.

В прихожую шумно ввалился Куприн, отряхивая костюм от дождевых капель.

– Пока добежал от машины до двери, успел получить свою порцию дождя! Что так долго не открывали? Боитесь возмездия старухи, как Германн из «Пиковой дамы»? – Куприн задорно рассмеялся. – Вы же, кажется, расстались с идеей найти архив? Не так ли? А значит, как говорят у нас в Союзе, теперь вы на фиг никому не нужны! Если, конечно, хозяйка архива тоже догадалась, что вы вышли из игры… А вдруг она об этом еще не знает и боится вас? Тогда берегитесь! Гиена, загнанная в угол, бросается на льва! Имейте это в виду!

Куприн без приглашения двинулся в комнату с прозрачной стеной и выставил на журнальный столик бутылку незнакомого Каленину напитка.

– Давайте-ка врежем, Беркас Сергеевич, по маленькой! Это отменный французский коньяк. «Ричард Хеннесси». Не пробовали?

Каленин отрицательно замотал головой.

– Я так и думал! Но напиток стоит того, чтобы его обязательно попробовать!

– Я же не пью, Николай Данилович! Вы же знаете. Тем более коньяк…

– Вы что, опять хотите испортить мне хорошее настроение и желание выпить своими отвратительными рассуждениями про запах грязных простыней? Не выйдет! Ну-ка давайте за нашу Родину! За Советский Союз! Поехали!

Куприн махом опрокинул полстакана и внимательно проследил за тем, чтобы Беркас допил до конца свою порцию.

– А теперь две новости. Одна хорошая, вторая… тоже неплохая. С какой начинать?

– Давайте в порядке поступления, – предложил Каленин.

– Хорошо. Первая – я награжден орденом Дружбы народов. Вчера Беляев подписал указ.

– Поздравляю!

– «Поздравляю!» – передразнил его Куприн, смешно выпячивая губы. – Разве так поздравляют? Давайте по второй!

Снова выпили…

– А вторая – вот какая! – срифмовал Куприн, нетерпеливо поглядывая на Каленина. – Вот прочтите – там отмечено красным карандашом.

Он протянул Беркасу боннскую ежедневную газету, где значилось:

Коллектив кафедры политологии Боннского университета и лично профессор Карл Швейцер выражают глубокое сожаление по поводу трагической гибели своего сотрудника – Ганса Беккера. Его молодая жизнь оборвалась в результате несчастного случая, произошедшего во время путешествия в ЮАР. Прими душу его, Господи!

– Что скажете? – с нескрываемым интересом спросил Куприн.

Каленин пожал плечами. Его настроение, подпорченное неожиданным визитом Куприна, стало совсем скверным.

– Вы же помните… я вам рассказывал, что фрау Шевалье послала его в Африку за тремя новыми жертвами.

– Помню. Меня еще особенно заинтересовало то, как эта бабушка добывает информацию о фигурантах архива. Вот бы хотя бы одним глазком заглянуть в эту папочку. Неужели там все: адреса, явки, особые приметы? А?… Вы верите в несчастный случай?

Каленин снова пожал плечами, хотя чуть было машинально не кивнул в ответ на вопрос Куприна.

– Так вы верите в несчастный случай? – еще раз настойчиво спросил тот.

– У меня нет оснований сомневаться в этом. А что с ним случилось?

– Погиб в автокатастрофе.

– Если это не несчастный случай, – задумчиво произнес Каленин, – то фрау Шевалье уж точно не заинтересована в его смерти.

– Почему вы в этом так уверены? – быстро спросил Куприн, и Каленин понял, что совершил ошибку, продемонстрировав излишнюю осведомленность.