Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его руки и плечи натянули ткань куртки, которую крепко держал за край Джед.
– Держу, – кряхтя, пробормотал он. – Как ты?
– Ты меня спас, не дал разбить лицо, – ответил Нейт. Однако когда он попытался сойти с камня, острый штопор боли снова вонзился ему в пятку. Ахиллово сухожилие горело огнем. – А, черт!
Нейт осторожно опустился на землю, ощупывая ногу.
– Так, – сказал Джед, – похоже, дело плохо.
Он посветил фонариком. Нейт растер ногу.
– Кажется, все в порядке. По крайней мере, кость цела. Просто дай мне минутку.
– Да, конечно, конечно.
Джед принялся расхаживать взад и вперед в тесном пространстве, в темноте, под луной. Вверх по камню, обратно вниз, снова вверх и снова вниз. Нейт хмуро наблюдал за ним.
– Что-то ты нервничаешь, – заметил он.
– Нет, все в порядке.
– И все-таки ты нервничаешь. Я же вижу, что-то не так.
Джед долго мялся, кусая губу, но затем наконец сложился пополам, точно шезлонг.
– Я просто волнуюсь насчет того, что мы здесь найдем. У меня… у меня было свое представление о мире, Нейт. О том, как все устроено. Но теперь я уже ни в чем не уверен.
– И это все?
– Это все.
Пришлось удовлетвориться таким ответом. Нейт недостаточно хорошо знал своего соседа и не мог определить, говорит ли тот правду. Джед ему нравился, и, похоже, он вложил многое в то «представление о мире», о котором говорил. Разумно было предположить, что теперь, когда вера пошатнулась, Джед чувствовал себя не в своей тарелке.
«Но, – поинтересовался тоненький голосок в самых глубинах сознания Нейта, – разве это не должно было вызвать у него и восторг?» Он опасался, что ему предстоит еще долго копаться в этой неведомой черной земле, каковой являлся его сосед, однако сейчас время для этого было неподходящее.
– Я сейчас подберу свой фонарик, – сказал Нейт, осторожно массируя ногу после каждого шага. Морщась от боли, он захромал по каменному полю, чертовски сожалея о том, что они не пошли в обход, как предлагал Джед, – или, того обиднее, что он просто не остался дома, в уютном кресле с банкой пива в руке. Через несколько шагов Нейт увидел футах в десяти фонарик – слава богу, тот по-прежнему горел, из чего следовало, что не разбился, несмотря на падение на камни.
Нейт проследил взглядом за лучом.
И застыл на месте. Вид того, что освещал фонарик, лишил его способности дышать. С губ сорвался тихий звук, полный ужаса и предчувствуемого горя. Джед встревоженно справился, все ли в порядке.
– Мне знаком этот камень, – едва слышно промолвил Нейт. – Я его уже видел.
Видение нахлынуло с неудержимой силой приливной волны: он бьет своего сына, звучит выстрел, мальчик падает на камень.
На камень, похожий на стол.
И вот теперь Нейт видел этот самый камень наяву.
Он понял, что увиденное во сне происходило здесь, на каменном поле Рэмбл-Рокс, – хотя были и некоторые отличия. В видении камни были скругленные, а не острые. Но этот камень в форме стола… Здесь он был такой же, как и во сне. Подобрав фонарик, Нейт провел лучом по гладкой поверхности и увидел канавки, расходящиеся от середины. Канавки, по которым в его видении текли ручейки крови его сына.
Должно быть, этот образ хранился в подсознании, и во сне видение всплыло, как это нередко бывает со сновидениями – они впитывают старые воспоминания, будто половая тряпка, а затем выжимают прямо в дремлющий рассудок. Несомненно, этот образ был из каких-то воспоминаний. Разве не так?
Не здесь ли Эдмунд Риз убивал девочек?
Вполне вероятно. У Нейта мелькнула мысль, что он уже знал все это, и потому сон привел его именно сюда.
Или же сон означал что-то другое? Являлся знамением? Предостережением?
– Что там у тебя? – окликнул его Джед.
– Все в порядке, – ответил Нейт. Теперь его черед лгать… О, да пошло все к черту! Он устал лгать.
– Знаешь, Джед, – сказал Нейт, – нет, тут что-то не так. У меня такое ощущение, будто все как-то сместилось, а этот… а этот камень, похожий на стол… Он мне приснился, несколько недель назад. В этом сне мой сын умирал.
После такого признания Джед притих.
– Но я уверен, что это пустяки, – наконец добавил Нейт.
– Не знаю, что можно считать пустяками, а что – нет, – изменившимся голосом произнес Джед, очень тихо и грустно, с хрипотцой, словно пытался что-то сдержать. Возможно, слезы. Слезы, проливающиеся из какого-то глубинного источника скорби, знать которого Нейт не мог. – Только знаю, Нейт, что жизнь – странная штука. Она полна ошибок и сожалений, и наше сознание мастерски вызывает все это в самый неподходящий момент, когда мы наиболее уязвимы. Как, например, во сне. Я думаю, что для нас лучшее – определять, как двигаться вперед. Как исправлять совершенные ошибки, чтобы обретать хоть какое-то успокоение. И давать его тем, кому мы, возможно, сделали больно. По крайней мере, мне хочется на это надеяться.
– По-моему, разумно.
– Рад, что ты так думаешь. А это значит, что нам нужно шевелиться – если, конечно, ты можешь идти.
– Могу.
– Тогда пошли.
И они пошли.
Потребовалось какое-то время, чтобы доковылять до конца каменного поля, но зато на противоположной стороне они сразу нашли тропу, которая провела их через березовую рощу к мощеной дорожке.
Впереди их ждал старый железнодорожный тоннель. В рассеянном серебристом свете луны он казался бесконечным – переходом не в другой конец парка, а куда-то еще. Бесконечным путем сквозь тьму в никуда.
Из-за деревьев донесся пронзительный крик. Похожий на женский, однако было в нем также и что-то нечеловеческое; вопль, наполненный обнаженной болью. Резкий и краткий, он вырвался в ночную темноту. Джед вздрогнул, и Нейт тоже почувствовал, как у него стынет кровь в жилах.
Нейт поднял руку.
– Все в порядке, – сказал он. – По-моему, просто лиса.
– Как скажешь, черт побери.
– Ага. Звук жуткий, согласен. Ночью многие животные издают ужасные звуки. Лисицы, зайцы, рыбаки…
– Величие природы, – недовольно проворчал Джед.
Нейт едва сдержал смех. Это было мгновение легкомысленности – крайне необходимой перед погружением во мрак тоннеля. Потому что тот зловеще маячил впереди. Пасть, готовая проглотить их целиком.
– Прямо Иона и кит[85], – пробормотал Джед, очевидно, подумав то же самое.