— А можно мне попробовать пустить из нее камень? — спросила Брижит. Полог черного капюшона сейчас закрывал половину ее лица.

— Отчего же нет, — глаза Жиля загорелись веселым огоньком. — И даже цель подходящая имеется. Видите, госпожа, вон тот малочисленный дозор крестоносцев, они как раз в пределах досягаемости нашего орудия. Всего-то и трудов, что этот самый канат перерубить, — почесал теперь уже свой затылок рыцарь. — Силенок-то у вас для такого хорошего дела, надеюсь, хватит. А господин Рауль по такому случаю наверняка одолжит вам свой острый меч. По-моему, давно пора попугать этих вконец зарвавшихся наглецов, — тяжело вздохнул рыцарь, повидавший на своем веку всякое. — А то разгуливают здесь, прямо как у себя дома.

Брижит уже давно не следила за тем, что говорит ей Жиль. Все ее внимание в данный момент было сосредоточено на далекой фигурке всадника, восседавшего на белом коне. «Сейчас или никогда», — подумала про себя наследница мудрости тысячелетия. Впервые ей приходилось употреблять во зло доставшийся по наследству дар жизненной силы. Но теперь ей стало как никогда ясно, что ради спасения любимого она готова пойти на все что угодно. Собрав все свои внутренние резервы, она подняла свои ясные, как родниковая вода, глаза на Рауля.

— Господин, позвольте мне воспользоваться вашим клинком?

Словно загипнотизированный, Монвалан, припав на одно колено, протянул арагонский меч повелительнице своих снов. Холодное, до дрожи леденящее лезвие было столь острым, что Брижит, сжав его в своих хрупких ладонях, моментально порезалась.

— Ну вот, — всплеснул руками Жиль, глядя на то, как медленно капают на пыльные камни капли цвета сока спелого граната.

— Ерунда, — небрежно бросила Брижит, приставляя меч к крепостному зубцу. — Сейчас все пройдет. — Легкие пальцы целительницы прикоснулись к сочащимся кровью порезам, и маленькие ранки стали тут же затягиваться прямо на глазах у остолбеневших воинов.

— Да ты просто волшебница, — воскликнул потрясенный Жиль.

Взяв рукоять меча двумя руками, Брижит изготовилась для решающего удара по удерживающему метательную часть катапульты канату.

— Надеюсь, вы правильно поставили свою машину? — спросила она у не страдавшего от недостатка опыта адъютанта Рауля.

— Позиция лучше некуда, — только и успел ответить потрясенный Жиль, когда отточенное, как бритва, лезвие, ослепительно сверкнув на солнце, обрушилось на натянутую струной веревку.

Ничего не говоря, Брижит протянула меч в простертую длань Монвалана. Теперь ее взгляд полностью сконцентрировался на летевшем к цели камне, и Рауль готов был поклясться, что в этот миг вокруг тела ее любимой стояло вполне зримое, исходящее откуда-то изнутри сияние.

Поначалу де Монфор подумал, что ему просто мерещится. Однако Симона трудно было назвать человеком, склонным к болезненным фантазиям. Фигура стоявшего на стене рыцаря, на которого он направил арбалет, и впрямь казалась ему до боли знакомой. «Быть того не может», — подумал барон. Ведь никогда прежде ему еще не приходилось видеть людей, возвращавшихся с того света. Как бы то ни было, но одолевшие было его сомнения рассеялись моментально. Симон де Монфор слишком хорошо разбирался в геральдике. На щите избранной им жертвы отчетливо просматривались черные по желтому фону полосы — фамильный герб Монваланов. Нет, нет, этого просто быть не могло, ведь изменник Рауль пал от его руки под Мюре еще пять лет тому назад. Симон не был человеком суеверным и прекрасно понимал, что ни один мертвый не может средь бела дня разгуливать по крепостной стене, потрясая оружием. И тем не менее барону стало не по себе.

— Кто бы ты ни был, хоть сам сатана, поднявшийся из глубин преисподней, сейчас мы увидим, какого цвета у тебя кровь, — злобно прошептал он, собираясь отпустить тетиву.

Закрыв глава, Брижит мысленно представляла летящий с бешеной скоростью окруженный огненным ореолом камень. Вся до последней капли сокрытая в ней жизненная сила путем чудовищного усилия воли перешла на эту холодную мертвую глыбу сглаженного тысячелетиями гранита. Став единой с камнем, она кратчайшим путем летела к давно известной цели.

Внутреннему взору провидицы вновь предстал всадник с арбалетом в руках. Исполненная презрения холодная улыбка кривила его надменный рот. Грозящий со щита лев неминуемо приближался к Брижит, закрывая собой поле зрения.

Последнее, что увидел в своей жизни Симон де Монфор, были смутные очертания женщины в темных одеждах. Нечто подобное он уже когда-то видел. Он даже успел вспомнить, когда и где — на почерневших от времени иконах поверженной Византии, в которой в молодости огнем и мечом утверждал столь дорогое папе латинское королевство. И это было последнее, о чем успел подумать прежде мало кому известный дворянин из Парижа. Невероятной силы удар выбил его из седла, оборвав стремена. Представшее его глазам на краткий миг нежно-голубое утреннее небо взорвалось горячими кровавыми брызгами, и вечная тьма окружила то, что прежде мнило себя равным богам.

Окружавшая Симона свита не сразу сообразила, что же именно произошло. Удар со свистом упавшего откуда-то сверху камня был столь устрашающ, что вздрогнула земля. Обильно смоченные черной кровью куски ломбардского панциря полетели в разные стороны так, словно это была не каленая сталь, а тончайшая яичная скорлупа. Пролетев несколько футов, вырванный из седла де Монфор рухнул в траву под жуткий треск переламывающихся костей. Быстро спешившись, Амори и Жифар бросились к неподвижно застывшему телу, теперь более всего напоминавшему груду перепачканного грязью тряпья. Павший с перешибленным крестцом белоснежный конь в смертельной агонии косил на людей белками огромных слезящихся глаз.

— Отец! — в отчаянии вздымал к небу руки Амори. — Отец мой!

— Поздно плакать, сир, — промолвил Жифар, пытаясь завернуть в попону то, что осталось от некогда грозного воителя. — Слезы в нашем деле — вещь последняя, — сухо добавил он. — Надеюсь, наш господин уже в Раю. Кончина его была хоть и мучительной, зато быстрой.

Схватив Амори за рукав легкой кольчуги, оруженосец Монфора потащил упиравшегося изо всех сил наследника к лошадям.

— Скорее, сир, иначе и нас постигнет та же участь. Видать, научились они пользоваться катапультами. А может, мастеров-итальянцев наняли, — добавил оруженосец, когда они уже перекидывали через седло завернутый в попону труп. По грубому войлоку уже успели расползтись влажные черно-бурые пятна.

Потрясенные гибелью де Монфора рыцари не сразу вспомнили об отце Бернаре. Упавший на колени священник истово молился, крестясь на крепостную стену. Он попеременно то плакал, то смеялся, а в его непроницаемо-черных глазах появился безумный огонек. «Видать, совсем бедняга со страху спятил, — решил про себя Жифар. — Но не оставлять же его здесь на верное растерзание еретикам». Схватив капеллана за капюшон коричневой рясы, оруженосец насильно усадил его на пегую кобыленку.

Пока они во весь опор неслись к лагерю, Бернар и впрямь стал заговариваться.

— Я видел ее! Видел, — монотонно повторял он, шевеля дрожащими от страха губами. — Сама дева Мария спустилась с небес, дабы спасти меня от верной гибели. Она стояла там, на стене, — рассказывал он. — И от одежд ее исходило святое сияние. Она уже являлась мне прежде, когда я был совсем юным монахом. Божья мать, благоволи мне! — восклицал он, переходя на непонятные рыцарям сумбурные латинские молитвы.