— Как же я по тебе стосковалась, родной мой. Я не могу без тебя. Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится, — говорила она, покрывая поцелуями его глаза, лоб, нос, губы и небритые щеки. Для этого Брижит пришлось встать на цыпочки, и Рауль не удержался от того, чтобы не заключать в объятия ее дивный, волнующий стан. Нащупав пальцами тугую черную косу, он все сильнее обнимал самую желанную для себя на свете женщину.

— Дорогая моя, — промолвил он, жадно припадая к мягким губам Брижит. — Я прекрасно тебя понимаю, жестокая судьба свела нас отнюдь не в лучшие времена для меня и моей отчизны. Но я обязан тебе слишком многим. Ты уже столько раз спасала меня от верной гибели. Но, Брижит, пойми, сейчас Долг для меня прежде всего. Долг перед сюзереном и безвинно пострадавшими подданными. И потом, я просто обязан отомстить де Монфору за своих близких.

— Ты не должен себя ни в чем винить, — успокаивала Рауля Брижит, гладя его так когда-то ей полюбившиеся волосы. — Просто так сложились роковые для твоей жизни обстоятельства. У каждого в этом мире свой особый, не похожий на другие путь, а тебе выпала дорога нелегкая. Но, поверь мне, дорогой мой человек. Впереди тебя еще обязательно встретит радость. Ты же знаешь, что по наследству мне достался дар ясновидения, и можешь ни на йоту не сомневаться в том, что сейчас я говорю тебе сущую правду. И не кори себя за бессилие, — продолжила она, сглатывая подкативший к горлу ком. — Имя Монфору — легион. Но ты ведь не библейский Давид, чтобы одолеть великана Голиафа в одиночку. Победить окончательно зарвавшихся крестоносцев можно будет только совместными усилиями очень многих людей. И помни о том, что упоенный триумфом побед враг теряет столь ценимые на войне Бдительность и Осторожность.

— Что с нашей девочкой? — пролил холодной воды на горячий поток ее красноречия Рауль. — Почему я не вижу с тобою Магды?

— Нашей дочери уже шесть, — ответила Брижит, перебирая выбившиеся на лоб прядки. — И я очень хочу, чтобы она у нас выросла женщиной всесторонне образованной. А потому, посовещавшись с близкими, я решила отдать ее на воспитание в Монсегюр. Там она научится не только письму и счету. Там ей раскроют свой потаенный смысл книги, наполненные мудростью веков… Да и мне спокойней, — немного помолчав продолжила Брижит, — когда в такие страшные времена девочку будут хранить неприступные стены отдаленной горной твердыни. Пусть теперь Кретьен и Матье заботятся о ней так, как когда-то заботились обо мне и моей покойной матери. Лично я, — устало улыбнулась наследница древней мудрости, — уже давно устала от их утомительной опеки. Видно пришла пора, Рауль, начинать свою собственную самостоятельную жизнь.

— А твои родные догадываются о том, кто настоящий отец Магды? — спросил напрямую Рауль, крепко сжимая в ладонях узкие плечи Брижит.

— Да. Но ведь это был мой собственный выбор. К тому же, как тебе известно, мой дядя — убежденный катар и по возможности старается не задавать лишних вопросов на эту тему.

На мгновение Брижит призадумалась. Ее ясные, чарующие глаза испускали мягкий внутренний свет.

— Матье куда более терпим, — продолжала она. — Он понимает, что род Магдалины не имеет права пресечься. А вот Люк, красавец Люк. — Легкая усмешка тронула ее точеные губы. — Мне кажется, он втайне желает, чтобы мы с тобою когда-нибудь стали жить одной семьей.

— Все возможно, — вздохнул, отстраняясь от Брижит, Монвалан. — Но до тех пор, пока окончательно не прояснится судьба несчастной Клер, равно как и участь моей бедной матери, мне трудно сказать тебе хоть что-то определенное.

— Да я ничего от тебя и не требую, — нежные пальцы Брижит прикоснулись к его мозолистой, загрубевшей от меча ладони. — Для меня самое главное, — вкрадчиво прошептала она, опуская глаза, — чтобы ты оставался живым и чтобы я хотя бы иногда имела возможность тебя видеть.

— Прости, — глухо промолвил Монвалан, целуя ее тонкие прозрачные пальцы. — Но мне пора на крепость. Мы должны достойно встретить проклятого де Монфора.

Теребя подаренный ей много лет тому назад амулет, Брижит как бы невзначай, заметила:

— Я переночую здесь, в доме тамплиеров, а к восходу солнца взойду на городские стены, чтобы быть рядом с тобой.

— Зачем подвергать себя такому риску? — искренне удивился Рауль.

— Я боюсь только за тебя, — горячо зашептала Брижит. — И знаю точно, что завтра должна быть рядом. Ты уже, наверное, заметил, я всегда прихожу к тебе на помощь в тяжелый час, — вымученно улыбнулась повелительница его самых откровенных снов.

— Просто не знаю, что бы я без тебя делал, — повернувшись, Рауль направился к устроенному в стене арочному углублению. Устроенная в нем неприметная винтовая лестница выводила на верх крепости. Его новые латы при каждом шаге отчетливо звенели в ночной тиши. Уже на полпути он внезапно остановился и посмотрел назад. Брижит продолжала неподвижно стоять на пустынной в этот час площади.

— До рассвета! — крикнул ей на прощание Рауль, прежде чем окончательно слиться со вступившей в свои права ночью.

— До рассвета, — эхом прошептала Брижит вслед удалявшемуся любимому. — Рауль, постой, — внезапно воскликнула она, перебросив через плечо полу грубого домотканого шерстяного плаща. Кольчужный подшлемник Монвалана тускло блеснул в призрачном свете луны. — А как же Гильом? На чье попечение ты оставил мальчика? — спросила, подбегая к Раулю, Брижит.

— С ним все нормально. Он во дворце Раймона.

С Гильомом и впрямь все было в порядке. Ему уже исполнилось девять, и сын графа Тулузского Рай сделал его пажом своей нареченной невесты Хуаны де Фуа. Со временем ему предстояло стать оруженосцем молодого наследника. А пока он обитал во дворце и был представлен заботам многочисленных слуг и придворных Раймона.

— Думаю, со временем его ждет блестящая карьера знатного рыцаря. Он ведь об этом с самого детства мечтал, — рассказывал Рауль, которому так не хотелось сейчас расставаться с Брижит.

— Ничто не сможет заменить ему материнской ласки, — с грустью заметила она.

— Знаю, мальчик до сих пор надеется обрести свою родную мать, — в голосе Монвалана почувствовалось ожесточение. До сих пор ему было больно говорить о Клер.

— Надейся на лучшее, — шепнула Брижит, набрасывая на голову темный капюшон странствующей пилигримки. — Утро вечера мудренее.

— Будь что будет, — вздохнул обреченно Рауль, и они направились в противоположные стороны, чтобы при первых проблесках зари вновь встретиться на древних стенах Тулузы.

Душный мрак южной ночи уже давно окутал узкие улочки и белокаменную вязь тесно прилепившихся строений. Удивительную, наполненную мерным пением цикад напряженную тишину то и дело прерывали хриплые окрики обходящих город дозоров. Мирные горожане беспокойно ворочались в своих постелях, еще не зная, какую судьбу им уготовит завтра. Ущербная луна безразлично взирала на ощетинившуюся громадами метательных машин крепость.

Тулуза, июль 1218 г.