– Почему ты убегаешь? Отдай сумку! Разве ты не знаешь, что в этой сумке жизнь и смерть?

– Послушайте, Эрик, – жалобно проговорила девушка, – но я подумала, что с этих пор мы будем жить вместе и все в этом доме принадлежит и мне тоже.

Это было сказано таким дрожащим голосом, что и нам стало до боли жаль Кристину. Должно быть, несчастная собрала все оставшиеся силы, чтобы превозмочь ужас. Однако детское притворство и тем более дрожь в голосе не могли обмануть этого монстра.

– Вам известно, что в сумке только ключи. Зачем они вам? – спросил Эрик.

– Я хотела зайти в комнату, где еще не была, вы ее от меня прячете… Простое женское любопытство, – сказала она, пытаясь придать словам игривый тон, но это лишь усилило настороженность Эрика, поскольку звучало фальшиво.

– Не люблю любопытных женщин! – бросил в ответ Эрик. – А вам следовало бы поостеречься, вспомнив историю Синей Бороды. А теперь отдайте сумку! Отдайте сумку! А, ты хочешь оставить себе ключ, любопытная малышка!

Он расхохотался, когда Кристина вскрикнула от боли. Эрик вырвал у нее сумочку.

В этот миг из груди виконта исторгся вопль бессильной ярости, который я успел приглушить, зажав ему рот.

– Ага! – воскликнул тиран. – Это еще что такое? Ты не слышала, Кристина?

– Нет, нет! – ответила несчастная. – Я ничего не слышала.

– Мне показалось, раздался крик.

– Крик? Вы с ума сошли, Эрик. Кто может кричать в этом жилище? Разве что вскрикнула я, когда вы сделали мне больно. А больше я ничего не слышала.

– Что ты говоришь? Почему ты вся дрожишь? Почему так взволнована? Ты лжешь! Здесь кто-то кричал. В „камере пыток“ кто-то есть. Ага, теперь я понял!

– Никого здесь нет, Эрик…

– Я понял!

– Никого!

– Это, наверное, твой жених.

– У меня нет жениха, и вам это известно.

Зловещий смех.

– Впрочем, это легко узнать. Кристина, любовь моя, не нужно открывать дверь, чтобы увидеть, что происходит в „камере пыток“. Ты хочешь взглянуть? Хочешь? Прямо сейчас? Если там в самом деле кто-нибудь есть, ты увидишь, как наверху загорится невидимое окошко под потолком. Достаточно отдернуть черную занавеску и погасить здесь свет… Готово! Ты не боишься ночи в компании со своим муженьком?

Послышался тихий, почти замирающий голос Кристины.

– Я боюсь, – прозвучало совсем тихо. – Я говорила вам, что боюсь темноты! И та комната меня больше не интересует. Это вы сами все пугали меня, как ребенка, своей „камерой пыток“. И мне правда было любопытно, но теперь она меня уже не интересует. Совсем!

То, чего я опасался больше всего на свете, началось автоматически… Внезапно нас залил поток света! Виконт де Шаньи пошатнулся от неожиданности. И за стеной разгневанный голос загрохотал:

– Я говорил тебе, там кто-то есть! Теперь видишь окошко: оно светится! Вон там наверху! Тому, кто за стеной, его не видно. Но ты – ты можешь подняться по этой лесенке: ты все спрашивала, для чего она служит. Знай же: она нужна, чтобы через окошко заглядывать в „камеру пыток“, любопытная малышка!

– Но зачем? Зачем пытки? Эрик, скажите, что вы просто хотите испугать меня. Скажите, если любите меня, Эрик! Не правда ли, там нет никаких пыток? И все это детские страшилки…

– Посмотрите в окошко, дорогая.

Я не знаю, слышал ли виконт, стоявший возле меня, слабый голос девушки, – настолько он был поражен небывалым спектаклем, который предстал его испуганному взору. Я же повидал достаточно подобных спектаклей через потайное окошко во дворце Мазендарана, поэтому внимательно прислушивался к тому, что говорилось в соседней комнате, и лихорадочно искал способ выбраться из нашего отчаянного положения.

– Идите взгляните в окошко! Вы мне скажете после: каков он с искусственным носом!

Мы услышали, как к стене поднесли и приставили лесенку.

– Поднимайтесь же! Нет? Тогда поднимусь я, моя дорогая.

– Ну ладно, я посмотрю… Пустите меня.

– Ах, милая моя, как вы прелестны! Очень любезно с вашей стороны, что избавили меня от лазания по лестнице… в моем-то возрасте. Вы мне расскажете про его нос! Если бы люди ощущали, какое это счастье – иметь свой собственный нос, нормальный нос, они ни за что не стали бы прогуливаться здесь и не попали бы в „камеру пыток“.

В этот момент до нас отчетливо донеслось сверху:

– Здесь никого нет, друг мой.

– Никого? Вы уверены, что никого?

– Честное слово, никого.

– Ну что ж, тем лучше. Но что это с вами, Кристина? Вам плохо? Плохо оттого, что там никого не оказалось? Ладно, спускайтесь, раз никого нет. А как вы находите пейзаж?

– Очень красиво.

– Ага, уже лучше! Не так ли? Что ж, хорошо, что хорошо. Не волнуйтесь! Скажите, правда же, забавный дом? Где еще можно увидеть такие пейзажи?

– Да. Как будто ты в Музее Гревэна. Но скажите, Эрик, в этой комнате… там не бывает никаких пыток? Вы меня так напугали!

– Почему же? Ведь там никого нет.

– Вы сами сделали эту комнату, Эрик? Это очень красиво. Нет, решительно, вы большой художник, Эрик!

– Да, большой художник, в своем роде.

– Но скажите, Эрик, почему вы назвали эту комнату „камерой пыток“?

– О, это довольно просто. Но сначала скажите, что вы там видели.

– Я видела лес.

– А что в лесу?

– Деревья.

– А на деревьях?

– Птицы, наверное…

– Ты видела птиц?

– Нет, птиц я не видела.

– Тогда что ты видела? Вспомни! Ты видела ветки! А что на одной из веток? – продолжал допытываться он зловещим голосом. – Виселица! Вот почему я назвал свой лес „камерой пыток“. Видишь, это просто так говорится… Чтобы было смешнее. Я никогда не использую общепринятых выражений. Но довольно, я очень устал, видишь ли, мне надоел этот дом, где есть лес и „камера пыток“. Устроиться, как последний шарлатан, на дне котлована с двойным дном. С меня хватит… хватит! Я хочу иметь тихую квартирку с обычными дверями и окнами, иметь порядочную жену, как у всех людей! Ты должна понять меня, Кристина, я не должен постоянно повторять тебе это. Мне нужна жена, как всем прочим! Жена, которую я бы любил, с которой бы прогуливался по воскресеньям и которую бы смешил всю неделю. Ты не соскучишься со мной, Кристина! У меня в запасе куча всяких фокусов, не считая карточных. Хочешь, я покажу фокус с картами? Это нас развлечет хоть на несколько минут в ожидании завтрашнего вечера. Кристина, маленькая моя Кристина! Ты меня слышишь? Ты больше не оттолкнешь меня? Ты меня любишь? Нет, не любишь! Но это не важно – ты меня полюбишь! Раньше