Сводила с ума и мысль, что вот уже четыре дня Тревис держит его, обессиленного, в холодном ангаре. Но Кален уже не чувствовал слабости – он чувствовал дыхание смерти. Человек может прожить без еды месяц? Какая чушь.

Ожидание хоть какого-то события, способного оживить Калена, создавало иллюзию нескончаемого времени, и минуты, проведенные лежа на полу, вопреки всем законам мироздания тянулись, казалось, дольше вечности.

Кален лежал к выходу спиной, когда громыхнула дверь, и в ангар ворвался редкий порыв свежего воздуха. Он услышал знакомые шаги и вспомнил, как провел последние дни, готовясь встретить и этот так же: в молчании, в размышлениях о конце и со сводящим с ума голодом, страхом за близких и планами врага.

Мысли сбежать Кален отбросил уже давно, после того как его пару раз избили до полусмерти. А следом пришло и бессилие.

– Держи, – рядом присел Тревис, протягивая ему очищенный апельсин. – От этого тебя не должно тошнить.

Кален не обернулся. Еще до приема пищи его желудок уже готовился сделать кульбит и заставить своего хозяина доставить тюремщику неприятности.

– Сколько еще ты будешь держать меня здесь? Что с Ионой?

Тревис убрал протянутый фрукт и качнул головой, поражаясь неугомонности и упертости узника.

– С Ионой пока все хорошо, – наконец ответил он.

Долгожданная подсказка, вынудившая Хоулмза обернуться и взглянуть в глаза Тревиса. Что в них читалось? То ли от света потолочных ламп, то ли от слабости его фигура расплывалась перед взором Калена.

– Пока?

Тревис занял свое место на стуле.

– Не стоит тебе знать обо всех моих планах. Но если сдохнешь сейчас, это станет для меня проблемой.

Кален победно улыбнулся, и ангар сотряс его ломкий, прерывистый и пугающий смех, из последних сил выдавленный легкими. Тело не выдерживало этого, но голод и усталость подхлестнули остатки его нервной системы.

– Тогда я постараюсь умереть как можно скорее.

– Я не договорил. Ты помнишь, что если умрешь, то Настоящему вместе с тобой придет конец?

Если бы только это была единственная проблема, ведь безумные планы Тревиса не дадут Калену уйти так просто!

– Неужели… Неужели ты готов испортить жизнь отцу Ионы, убить ее и всех, кто встанет у тебя на пути, только чтобы обратить время вспять и переписать историю?

Станли покачал головой. В его взгляде мелькнула печаль, и он тихо произнес, едва сдерживая клокочущее отвращение:

– Похоже, голод отшиб тебе память. Забыл, что он и твой отец?

– Он не будет рад твоим планам. И никогда не будет с тобой счастлив.

Кален и раньше, будучи в ясном уме, не мог представить себе новый мир: изменению подлежала лишь одна из миллиардов линий, возникших за десятки лет. Но что же следует из этого?

Тревис Станли и Иона Красс никогда не родятся, а их родители и не поймут, что у них когда-то были такие дети. Кален Хоулмз превратится в живой сосуд для Настоящего и перестанет существовать как человек. Но падение межвремья неизбежно: законы времени основного мира на него не повлияют.

– Для начала неплохо было бы избавиться от Ионы.

«Неужели… он не нашел ее?»

Из-за четырех дней, проведенных в ангаре, Кален потерял не только счет времени, но и перестал осознавать факт их с Ионой родства. Он допускал лишь один вариант произошедшего: Алиса была суррогатной матерью и, родив Иону, отдала ее родителям. Но второго ребенка оставила себе.

«Уверен, эта история более запутанная. В любом случае, пока Иона в безопасности, все хорошо. Мне нужно придумать, как отсюда выбраться, чтобы не потерять сознание по дороге к свободе. Если бы только со мной на связь вышла Самния…»

От королевы снов не было ни вестей, ни подсказок. Только она могла первой узнать о предательстве Тревиса и сообщить остальным.

От засевшей глубоко внутри обиды и чувства обреченности, что порой разъедало пыл Калена, он решил, что все забыли о нем. Или не желают его спасения.

– Раз не хочешь апельсин, выпей воды, – Тревис вынул из бумажного пакета стеклянную бутылку.

Кален не слышал его. Он уже был одержим очередной, внезапно возникшей идеей побега. Еще одна попытка. Хуже уже не будет.

Едва сев к Тревису боком, он почувствовал головокружение, но сделал вид, что готов упасть обратно. Станли опустился перед ним на корточки и протянул бутылку в его связанные тугими веревками руки. Калену потребовались секунды, чтобы схватить бутылку, размахнуться. Удар локтем пришелся Тревису в щеку.

Удивленный внезапностью атаки, он подарил Калену пару секунд на то, чтобы встать и отбежать на пару шагов. Тревис не спешил ловить беглеца – ангар был заперт изнутри, а ключи хранились у него в кармане. Обернувшись, он увидел перед собой Калена, готового побороться за них.

– Не смеши. Нужно было ударить меня бутылкой по голове. Ты едва стоишь на ногах. Даже если выберешься, не сможешь добежать до трассы, не говоря уже о городе.

– Знаю. Еще не настолько выжил из ума.

Кален подошел к деревянной стене ангара и разбил о нее бутылку. Десятки мелких и крупных осколков со звоном упали на землю, вода пролилась ему под ноги. В руке осталось горлышко с разящими и острыми как бритва концами.

Тревис шагнул назад, осознав его задумку.

– Насколько помню, все твои планы покатятся по наклонной, если я умру сейчас, – Кален не сдержал злорадной улыбки. Голод и предвкушение победы пожрали остатки его рассудка. – Если я зарежу себя и умру от кровотечения, тебе придется несладко.

– Ах ты… Умрешь вместе с Настоящим, и миру конец.

Но Кален не воспринял его глупое замечание, ткнув остатками бутылки в вены на левой руке.

– Стой! – Тревис протянул руку. – Чего ты хочешь?

– Отпусти меня. Пойдешь следом – я себя убью. Попробуешь схватить – я себя убью. Даже если выйдешь из ангара – я себя убью.

Тревис стоял не шелохнувшись.

– Хорошо.

Он открыл дверь и отошел в сторону, пропуская Калена. Он мог услышать учащенное тяжелое дыхание своего пленника. У Тревиса рвался смешок от предвкушения забавного провала, но ужасающая выносливость Калена довела его не только до двери, но и до протоптанной развилки, откуда виднелась трасса. Лишь одного боялся Тревис: что Кален потеряет сознание и свалится прямо на злосчастный осколок.

– Ты не дойдешь, – прошептал он ему вслед.

Кален брел между деревьев. Чем реже они становились, тем больше он осознавал: трасса близко. От холода покалывало бок и гудела голова. Каждый новый шаг давался через нечеловеческие усилия. В какой-то момент только хруст веток под ногами напоминал ему, что он еще в сознании. Если предел человеческих возможностей существует, Кален его давно достиг.