Угрим покачал головой.

— Нет, это не пытка. Я объяснял тебе, что пытать чародеев бессмысленно, ибо чары способны противостоять самой страшной боли. Это мера предосторожности. Михель почувствовал силу Арины и обезопасил себя. Прибитые руки не позволят ей чертить знаки боевой магии. Кляп во рту помешает произнести вслух заклинание. И откусить себе язык, как это сделал твой пленник-бесермен, она тоже теперь не в состоянии. Арина не сможет ни освободиться, ни сбежать, ни убить себя, ни навредить Михелю. Впрочем, и поможет она ему лишь в том случае, если сама сочтет нужным.

Михель задумчиво смотрел на высокую грудь Арины, вздымающуюся над доской. Вид обнаженного тела прекрасной гречанки, едва не сведший Тимофея с ума, ничуть не волновал мага. В глазах латинянского чародея не было ни страсти, ни похоти. Михель просто ждал. Ждал, пока очнется полонянка.

А взгляд Тимофея выхватывал все новые и новые детали. В шатре Феодорлиха, кроме Михеля и Арины, не было никого. На первый взгляд никого. Пустовал даже императорский трон. Но вот за троном…

Поднятая занавеска за троном открывала необъятное ложе из наваленных друг на друга шкур. А на ложе… Что это? Показалось? Нет? Тимофей долго и напряженно всматривался в полумрак шатра. Факелы едва освещали темную нишу позади трона, и Тимофей не сразу различил утопающего в шкурах человека. Человек был весь, с ног до головы, обмотан окровавленными повязками.

— Княже! — шепнул Тимофей. — Там, за троном кто-то есть.

— Что? — Угрим оторвал вожделеющий взгляд от Черной Кости. — В самом деле?

Застонала Арина. Михель вынул из подставки факел и склонился над княгиней. Колыхнувшееся пламя на миг осветило пространство за троном. И человека на ложе. Тимофей наконец разглядел бледное лицо в кровавых, незатянувшихся еще, рубцах. Запавшие глаза были закрыты. Вернее, глаз. Один. Правый. Под рваным левым веком зияла пустая глазница.

— Феодорлих! — изумленно воскликнул Тимофей. — Княже, это же латинянский император! Значит, и он тоже уцелел?!

Хотя, следовало признать, Феодорлиху повезло гораздо меньше, чем Михелю.

— Скверно. — Угрим поморщился. — Феодорлих жив, но немощен. Формально оставаясь императором, он должен был передать бразды правления кому-либо из ближайших советников.

— Михелю? — подхватил мысль князя Тимофей. — Придворному чародею?

— Ему, — процедил сквозь зубы Угрим. — Других советников в императорском шатре я что-то не вижу. Похоже, Михель теперь отдает приказы от имени императора, но по своему усмотрению. И это будет продолжаться столько, сколько нужно латинянскому колдуну. Маг, конечно, не позволит Феодорлиху умереть, но и вряд ли станет торопиться с его исцелением. Что ж, Михель очень умно поступил со своим господином и покровителем.

Что значит «Михель поступил»? Тимофей, сбитый с толку, вопросительно посмотрел на Угрима.

— Княже, но ведь вовсе не Михель искалечил Феодорлиха, — напомнил он. — Это татары забросали императора сосудами с гремучей смесью.

— Возможно, все произошло именно так, — задумчиво произнес Угрим, — а может быть, Михель сознательно позволил степнякам сделать то, что они сделали.

— Но как?! — вытаращил глаза Тимофей. — Как позволил?! Если татарские громовые шары летели и в императора, и в него самого? Михель на моих глазах едва не расшибся, упав с лошади.

— «Едва»? — усмехнулся Угрим. — А ты уверен, Тимофей, что он не притворялся? Не отводил глаза? Не пускал морок?

— Но зачем, княже?

— Чтобы ввести вас в заблуждение. Чтобы понадежнее закрыть чарами себя и не столь надежно — Феодорлиха.

— А после дать уйти мне и ханскому послу? Михель ведь даже не пытался остановить нас своими заклятиями.

— Если он рассчитывал, что вы вольно или невольно приведете его людей к украденной Кости, то это вполне разумно с его стороны.

Тимофей задумался. Да, пожалуй, князь прав: разумно. Вполне… Он снова посмотрел в Окно.

Чья-то рука осторожно отодвинула входной полог шатра. Внутрь сунулась голова в начищенном шлеме. Стражник, собиравшийся о чем-то доложить, замер в опасливом полупоклоне, но сказать ничего не успел. Воин явился не ко времени, и Михель одарил его таким взглядом, что тот все понял сразу и без слов. Латинянин, склонившись еще ниже, поспешил ретироваться. Однако прежде, чем тяжелый полог опустился вновь, Тимофей успел разглядеть, что творилось снаружи.

Шли сборы. Необъятный лагерь Феодорлиха снимался с места. На берегу Дуная не было больше разукрашенных гербами и вымпелами шатров и палаток. Над рекой в свете горящих факелов выстраивались бесконечные ряды пеших и конных воинов.

— Княже, — пробормотал Тимофей, — а латиняне-то, кажись, к походу готовятся.

Угрим мрачно кивнул:

— И сдается мне, я знаю, кто их поведет. — Ищерский князь-волхв с недобрым прищуром смотрел на фигуру в красном.

— Куда ж они выступают-то? И когда?

Угрим перевел взгляд на гречанку.

— Это зависит от того, что скажет Арина, когда очнется. И скажет ли она хоть что-нибудь вообще.

Арина уже пришла в себя. Глянула на Михеля, потом отвела глаза в сторону. В сторону колдовского Окна. Похоже, ворожея заметила или, скорее, почувствовала напряженные взгляды Угрима и Тимофея. Что ж, неудивительно: магическое Окно было открыто волосами гречанки, и вот теперь…

Теперь в темных очах никейской царевны мешались тоска и злоба. Не имея возможности ни говорить, ни двигаться, Арина молча испепеляла взглядом отнюдь не латинянского чародея, пригвоздившего ее к доске. Вся клокочущая бессильная ярость княгини билась сейчас в круглую бойницу, созданную волшбой Угрима.

Глаза ворожеи говорили больше, чем слова, и Михель уловил их движение и выражение лица гречанки, проследил направление ее взгляда. Сам сосредоточенно уставился туда же. Нахмурился. Придерживая факел одной рукой, другой тронул голову Арины, медленно провел ладонью по темным распущенным волосам. И вдруг отдернул руку, словно наткнувшись на что-то. Похоже, чуткие пальцы Михеля нащупали незримую нить, пальцы отыскали магическую связь.

Латинянский чародей внимательно и пристально смотрел в Окно. Смотрел, всматривался… Тимофей затаил дыхание, боясь пошевелиться. Видит что-нибудь маг? Чует? Да? Нет?

Прошла секунда, минула еще одна…

Губы Михеля дрогнули и расползлись в усмешке, не предвещавшей ничего хорошего.

Заметил! Все-таки он их заметил!

Михель поднял руку перед самым Окном. В первый момент Тимофею почудилось, будто указательный перст мага уткнется ему в лоб. Но нет, палец латинянского колдуна был направлен чуть левее — на Угрима.

Затем Михель показал тем же перстом на Кощееву десницу, на Арину. Не было произнесено ни слова, но все и так понятней некуда. Латинянский маг знает о них, он их видит, и он над ними насмехается.