Таким образом, военная добыча, сбор налогов и, возможно, доходы от использования собственных угодий полностью покрывали нужды воюющих братьев. Сведений о каких-либо других источниках дохода ордена не сохранилось.

О том, что в государстве меченосцев чеканили собственную монету, никаких сведений нет. Вообще, описываемый период в Балтии и соседних землях был безмонетным. В Средневековье денежное исчисление не было жестко связано с денежными платежами. Как справедливо замечает Жак Ле Гофф, деньги были лишь отношением, «они служили мерой стоимости», были оценкой – apreciadura, как сказано в одном месте «Песни о Сиде» по поводу расчетов в товарах[84]. Тем не менее, Ливония как центр торговли должна была иметь оживленное денежное обращение.

Основной единицей расчетов в Ливонии в начале XIII века была Рижская марка (по латыни – marca Rigensis). В документе, датированном 1211 годом, епископ Альберт жалует купцам из Готланда, приезжающим в гавань Риги, различные привилегии. Среди прочего, он отмечает: «Четыре с половиной рижских марки в пфеннигах должны весить столько же, сколько готландская серебряная марка, а у рижских пфеннигов (Rigensis denarii) должна быть такая же стоимость, что и у готландских, но они должны быть другой формы. Из отчеканенных денег кузнецу причитается 2 эре»[85]. Таким образом, рижский кузнец, чеканивший пфенниги из каждой весовой марки, получал 2 эре. Эре – скандинавская мера, равная восьмой части марки. Эре подразделялась на три артига (arto, artig). Епископ упоминал также пфенниги (denarius, penning) – самая мелкая единица в весовой марке – это были монеты (288 в одной марке). Сами марки существовали в виде слитков, стоимость которых определялась на вес. Поэтому важнейшим инструментом при расчетах в Ливонии были специальные весы, которые археологи находят во многих местах на территории Латвии. И. Штернс в своем исследовании подробно рассматривает денежные единицы Ливонии с расчетом их теоретической массы.

Нет сомнения, что орден меченосцев, главная резиденция которого находилась в Риге, использовал в качестве основной денежной единицы рижскую весовую марку. Что касается чеканки собственных монет (пфеннигов), то историки считают, что до 1226 года в Риге собственных пфеннигов не чеканили. Только в 1225 году папский легат подтвердил права епископа на чеканку собственной монеты. В ходе раскопок, проводимых латвийским историком Эвалдом Мугуревичем на острове Мартыньсала (Гольм) в 1968 году, были найдены двадцать бракеатов (серебряных выпукло-вогнутых монет), на которых изображен епископ в митре с крестом в правой и жезлом – в левой руке. Диаметр монет – 14,5 мм, масса – от 0,14 до 0,18 г, что, в общем, соответствует описанию, указанному Альбертом в привилегиях для купцов в 1211 году. Э. Мугуревич предположил, что данные монеты могут быть отчеканенными в Риге в первой половине XIII века[86].

Другими распространенными денежными единицами Ливонии были озеринги. В Хронике Генриха есть эпизод, в котором после восстания ливов в Сатезеле епископ вместе с магистром меченосцев требуют компенсации от покоренных ливов:

«Мы требуем со всей вашей области небольшую сумму серебра, а именно: сто озерингов или пятьдесят марок серебра».

Как легко заметить, один озеринг равен половине серебряной марки. В качестве платежного средства озеринги были известны ливам, латгалам, эзельцам, земгалам, куршам и литовцам. И. Штернс полагает, что озеринги были местными деньгами Балтии, поэтому сумма штрафа называется и в озерингах, и в марках[87]. Известно, что озеринг весил около 100 г серебра. Никаких сведений о том, как выглядели эти деньги, не сохранилось. На территории Латвии найдены клады серебряных слитков, которые, по мнению нумизмата Рауля Шноре[88], можно идентифицировать с упоминаемыми в источниках озерингами. Их прототипы следует искать в разломанных или разрубленных серебряных слитках X–XI веков. Таким образом, меченосцы использовали в расчетах и местную серебряную «валюту» – озеринги.

Февраль 1220 года. Наконец установилась морозная погода. До этого много дней в Ливонии дули теплые ветры, неся с собой тучи, проливавшиеся бесконечными дождями, которые чередовались с мокрыми метелями. Снег смешивался с грязью. Все пути развезло до чрезвычайности. Но вот капризная зима исправила свою оплошность. Подморозило, и дороги стали пригодны для передвижения. Этим воспользовались властители Ливонии, чтобы отправиться в поход на земгальский замок Межотне. Тамошние земгалы сначала приняли крещение от самого епископа, а затем под напором энергичного князя Виеструрса снова сделались язычниками, отринув господство чужеземцев. Этого завоеватели не могли стерпеть. Как обычно, войско состояло из четырех частей: рыцарей епископа, светские рыцарей-пилигримов, братьев ордена меченосцев и полков ливов и латгалов. Во главе собравшейся рати стали сам епископ Альберт, магистр ордена Фольквин и племянник датского короля Вальдемара II, саксонский герцог Альберт.

Если бы мы могли взглянуть на лесной замок Межотне с высоты, нашему взору предстали деревянные стены и башни замка, выгоревшие дома поселения, расположенного у подножия стен и захваченного крестоносцами. Вокруг замка выросли палатки и шатры осаждающих. Всего в объединенном войске насчитывалось порядка восьми тысяч человек. А земгалов в замке было несколько сотен. Ожесточенный бой шел уже не первый день.

Вокруг валов и бревенчатых стенземгальского замка кипела разрушительная работа. Повсюду копошились воины и работники, повсюду высились груды камней, предназначенные для метания во врагов. Уже была готова осадная башня, с которой ливы и латгалы метали камни за стены, поражая находившихся на стенах земгальских воинов. На позиции были установлены стенобитные машины, тараны, против которых пасовали и каменные твердыни Западной Европы. Что уж говорить о небольшой деревянной крепости. Гигантские арбалеты на станинах – баллисты – без устали метали камни в защитников. Но земгалы держались упорно. Многие из них были перебиты болтами, выпущенными из арбалетов, многие пали от камней. Почти у самого вала крестоносцы установили машину под названием еж (ericius), с помощью которого снизу стали подрывать вал. Без помощи извне Межотне был обречен, но все еще не сдавался.