В стенах и даже в полу были грубо вырублены камеры, большей частью пустовавшие. Как пояснил арестантам словоохотливый тюремщик, те, что в полу, – для опасных преступников, в стенах – для более покладистых. Вход в каждую камеру перекрывался толстой коралловой решеткой грунтового оттенка.

– Раньше-то из розового делали, – сообщил тюремщик, возясь с ключами. – Оно-то и покрепче, да и подешевле будет. Только некоторые умельцы повадились из них коралки вырезать. Подчистую решетки стачивали. Бежать-то отсюда некуда, сами видели, ворота кованые, но все равно – не порядок. Человек в тюрьме исправляться должен, а не пилить государственное имущество на денежные знаки. Он-то уйдет, а что другим сидельцам оставит? Вот то-то и оно. Заходите, пожалуйста.

Он по очереди отпер три соседние камеры. Все они, судя по размерам, были одноместные. Зайти внутрь можно было, только сильно согнувшись, а массивному Дерку вообще пришлось протискиваться. Лимия брезгливо огляделась.

– Тесновато тут, – недовольно заметила она.

– Зато светло, – заверил тюремщик, запирая за ней решетку. – И сухо, когда наверху дождя нет. Это крыло у нас специально для привилегированных задержанных. А что тесно, так могу инструмент под расписку выдать – займетесь расширением жилой площади. Под контролем, конечно, зато не скучно будет. Следующие сидельцы вам спасибо скажут.

– Заняться мне больше нечем, – фыркнула Лимия.

Она опустилась в углу на каменный пол и обхватила колени руками.

– То-то и оно, – подхватил ее слова тюремщик. – Скучновато тут у нас. Да я не неволю. Вы посидите, освойтесь, прикиньте, что к чему, а недельки через две можно и за инструмент браться. Если что, вы не стесняйтесь к дежурному обращаться.

– А он тоже будет «недельки через две»? – хмуро спросил через решетку Фалко.

Тюремщик широко улыбнулся, словно арестант невесть как остроумно пошутил, и ответил:

– Он-то? Да нет. Он тут постоянно дежурит. На то он и дежурный. К дальним камерам, понятное дело, только в обед выбирается, но отсюда вы его всегда докричитесь. Только кричите погромче, тут акустика плохая. Ну, ладненько, обустраивайтесь.

Он старательно запер каждую решетку на отдельный ключ. Караульные с постными лицами дружно повернулись и затопали прочь. Тюремщик, поигрывая связкой ключей, зашагал следом.

– Ну и что теперь? – спросила Лимия, когда тюремщик и караульные удалились за пределы видимости.

Голос ее прозвучал глухо, как из бочки. С акустикой здесь действительно дела обстояли неважно. Даже чтобы поговорить с человеком в соседней камере, приходилось произносить слова громко и четко.

– Терпение, – оптимистично ответил Фалко. – Наша система правосудия не столь прозрачна, как ее представляет этот Пертинакс. Закон, конечно, есть закон, но деньги есть деньги. Думаю, отец быстро нас вытащит.

К полуночи он уже не так был в этом уверен. Наверху начался дождь. Из вентиляционной трубы вначале закапало, а потом побежала тонкая струйка воды. Дерк попробовал ее на вкус и сплюнул. Лимия сидела в своем углу и молча смотрела в одну точку. Противно лязгнул и сразу умолк механизм, управляющий металлическими воротами. Сидевший у решетки Фалко насторожил уши, но больше до него не донеслось ни единого звука.

* * *

Прибытие в Кампавалис Алина проспала. Усталость и нервное напряжение последних дней навалились на нее каменными глыбами. Едва ее голова коснулась мягкой подушки, как девушка провалилась в глубокий сон.

Из темноты к ней тянули лапы злобные краббы. Алина пыталась убежать, но безуспешно. Сверху упали дуа'леоры и напали на краббов. Синие и зеленые воины страшно резали друг друга. Кровь заливала невидимый пол, поднимаясь все выше. Павшие воины тонули в ней, но дерущаяся толпа не уменьшалась. Откуда-то из пустоты пришел Дерк, построил враждующие стороны по росту и принялся деловито рубить головы всем подряд. Из каждой отрубленной головы выскакивал маленький пират и, злобно ухмыляясь, начинал целиться в Алину из большущего мушкета. Все они ей что-то кричали, но девушка не могла разобрать ни слова.

– Это еще что такое? – послышался знакомый голос.

Из-за спины Алины выступил отец. Он гневно взмахнул руками, и все враги разом куда-то пропали. Совсем как в детстве, когда отец одним взмахом тяжелой руки отгонял от маленькой Алины дурные сны.

– По-дурацки как-то оно получилось, – вздохнул совсем еще не старый Ворис.

Обычно он так говорил, когда собирался устроить дочерям маленький приятный сюрприз, который в итоге оборачивался большим неприятным скандалом с матерью. Скандалы эти никому не нравились, но мать все равно их закатывала по одной ей известным причинам. Алина невольно огляделась, ожидая немедленного появления родительницы со свежей порцией претензий на языке. Вместо этого пустота под ногами одернулась морской гладью. На волнах лениво покачивался улей с поломанными рулевыми мачтами. Алина отчего-то сразу поняла, что это тот самый узел связи, где она впервые встретилась с Бриком Фалко. При мысли о Брике по лицу Вориса скользнуло облачко недовольства. Не одобрял, стало быть, но вслух ничего не сказал.

Та дверца, которую с такими усилиями штурмовала Алина, резко отворилась. На пороге появился крабб. Это был крупный воин в доспехах из белой акульей кожи, разрисованных по всей поверхности ярко-алыми знаками. Мозг Алины привычно отделил статусные знаки и классифицировал крабба как квартирмейстера флагмана. Он имел право на заключение сделок от имени корабля и флота без поручения вождя-капитана, его финансовые обязательства безоговорочно покрывались тем же капитаном или из общей казны флота клана и не должны были превышать последнюю под угрозой бесчестья. И еще много чего подобного всплыло на волнах памяти. Обмануть чужака не считалось зазорным у краббов, и профессиональный счетовод, имеющий дело с деньгами, просто обязан был знать все подобные нюансы. Зачем ей это сейчас, Алина не поняла. Мозг подчас так мудрено тасует знания…

Крабб строго взглянул сквозь Алину. Девушка вздрогнула, но воин ее не заметил. Посмотрев сквозь Алину, он воровато оглянулся по сторонам, торопливо спрятал что-то в оружейном поясе и быстро вернулся обратно в улей.

– Ты уж извини, дочка, – откуда-то из-за спины сказал отец; голос его был грустным и слегка виноватым. – Я тебе письмецо-то на день рождения заранее заготовил, да потом закрутился и забыл отправить вовремя. А последнее письмо вообще отправить не получилось. Я его написал, надежного человека послал отправить, а вот не получилось. Чуть-чуть он опоздал. Так ты не серчай на старика. Я как лучше хотел.

Алина обернулась. Сильно постаревший отец стоял на застывшей волне и с грустью смотрел на повзрослевшую дочь. Алина захотела сказать, что она ничуть на него не сердится и по-прежнему очень любит, но слова не шли с языка. Девушка попыталась обнять отца, но руки прошли сквозь мгновенно ставшую призрачной фигуру.

– Вот так вот оно, дочка, – вздохнул старый Ворис и растаял.