– Скорее всего, мент какой-то, еще попросит нас о такой же подставе, гнида, – мрачно сказал Бегемот и открыл текилу.

Алкоголь не брал, мы говорили, смеялись, вспоминали некоторые моменты штурма, гадали, как об этом написали журналисты. Внезапно я подумал, что контролировать меня дома мог бы школьный товарищ-участковый, но он уже не зайдет. Я махнул горлышком бутылки куда-то вверх и сделал большой глоток. Уже не зайдет…

Со звонком будильника я вынырнул из спасительного забытья. Будто наутро после неуемной попойки, на меня разом навалились все события и решения вчерашнего дня. И если после возлияний такие воспоминания всплывают тусклыми и нечеткими фрагментами, то сейчас передо мной с немыслимой ясностью встали все проблемы. Ко всему, еще я не хотел показываться в таком виде: отек на носу стал чуть меньше, но все равно я был похож на какое-то животное с разорванным глазом и бровью. Обращаться к врачу я не собирался: мне казалось, что рассечение не критично, за нос я отчего-то и вовсе не беспокоился, да и времени на процедуры попросту не было.

Завтракать не хотелось, я открыл ноутбук и, как всегда, не читая тексты новостей, пролистал заголовки. Как я и надеялся, центром внимания всей истории стал вице-мэр. Обо мне были незначительные упоминания, связанные в основном с минувшей карьерой в городской политике, а истории, связанные с «бушлатами», никто не упоминал.

Звонить кому-то было рано, я листал невероятное количество сообщений в телефоне. Это были вопросы о том, как я, где я, несколько предложений о помощи. Самым дельным было сообщение от журналистки: «Набери, как сможешь, пожалуйста». Я улыбнулся ее взвешенности: похоже, она единственная понимала, что я не смогу ответить на сообщения вроде «Что с тобой?», «У тебя все хорошо?» и что таких сообщений у меня будет десятков пять. Внезапно я обратил внимание на то, что моя ночная собеседница перешла в «онлайн». Ее вчерашнее сообщение я прочитал одним из первых: «Я так переживаю, жду, когда все уже будет хорошо».

«Привет, почему не спишь так рано?» – как ни в чем не бывало написал я.

«Ты можешь говорить? Позвони?» – ответила она, и я набрал ее номер.

– Ну что ты, что там? – протянула она как-то жалобно.

– Отлично! Короче, приехали мы в мэрию, сидим за столом, пьем как ни в чем не бывало… А! Мы ж им взятку привезли! Так вот, влетает спецназ, как рубанет меня по носу, ну я встаю, а он мне ботинком в глаз! – Я настолько увлекся этим тоном, что не сразу услышал ее всхлипывания.

– Ну что ты, что ты? – Неожиданно я почувствовал себя очень глупо. Она и в самом деле глубоко переживала за меня, и такая шутка еще больше распалила ее чувства – сдержанность жены давно отучила меня от деликатного общения.

– Ну не плачь, все в порядке со мной, все хорошо.

Она не могла ответить.

– Ну хватит, ну прости, я сказал глупость… Все хорошо, все уже закончилось. Давай увидимся? Ты сможешь?

От одной мысли, что я произнес эти слова, меня охватило волнение; в то же время я почувствовал неловкость оттого, что не решил массу проблем, связанных с перелетом жены и ребенка, и тут же успокоил себя – ведь в такую рань я все равно не мог еще ничего сделать.

– Я буду проезжать недалеко от тебя, можем увидеться в парке. – Я уже давно знал расписание ее передвижений: детей в школу, домашние дела, покупки в городе.

– Да, смогу.

Пока мы прощались, я подошел к зеркалу и понял, что все куда лучше, чем вчера: нос стал поменьше, хотя дотронуться до него было невозможно, рассечение заживало плохо, и отек полностью закрывал глаз, из-за чего я плохо видел, но все же это было не так пугающе, как вчера.

Я приготовил завтрак, и начались первые звонки. Кто-то расспрашивал о подробностях вчерашней истории, кто-то удивлялся, что нас сразу выпустили, но большинство вызовов я оставил без ответа. Затем связался с врачом. Он уже был в роддоме, готовил все к перелету, и может получиться так, что сегодня будет рейс. В десять часов я набрал жену.

– Привет. Как ты, как ребенок?

– Я хорошо, у меня собраны все вещи. Ее тоже готовят к отъезду – сказали, бокс прямо в машине подключат ко всем приборам, а потом в самолете так же.

Разговор с женой перебил звонок врача: он интересовался, говорил ли я с директором аэропорта. Узнав, что мы еще не связывались, поторопил меня – следовало договориться о выезде машины реанимации на летное поле и срочно оплатить счета: ближе к ночи перелет возможен, и, если я успеваю перечислить деньги, компания связывается с аэропортом для аренды взлетно-посадочной полосы. Я переключился обратно.

– Нужно организовать и оплатить отлет, будем прощаться. Я постараюсь поскорее заехать.

– Жду тебя, – просто сказала она и положила трубку.

Я достал из коробки разной толщины пачки с деньгами и, на глаз прикинув, хватит ли, набил ими небольшой спортивный рюкзак. Выходя из квартиры, я посмотрел на нераспакованные вещи и мебель, которая так и не заняла своих мест: детская кроватка, сложенная коляска, разные кухонные мелочи. Горло сдавило, мне вдруг хотелось заплакать, и я не знал, как выплеснуть эти эмоции.

Пустой коридор необжитого дома привел меня к лифту, лифт к паркингу. Я посмотрел на мотоцикл, поколебался и сел в машину. Следующие несколько часов я ездил по городу от банка к банку, офиса авиакомпании к аэропорту и, наконец, остановился у роддома. Все было готово, я ждал подтверждения от врача, взявшего на себя переговоры с зарубежной клиникой. Я вошел в роддом и здесь встретил уже куда меньше опасливо-любопытных взглядов – в медучреждениях телесные повреждения никого не удивляют, даже в роддоме синяки и гематомы смотрятся куда естественней, чем в банковской конторе.

На входе в отделение я взял у медсестры халат, сменную обувь и вошел в палату жены.

Она встречала меня полулежа – пока ей рекомендовали только лежать, но она уже старалась садиться.

– Привет, ну зачем ты? Не вставай. – Я наклонился и поцеловал ее в щеку.

– Да мне хорошо. Сильно тебя, да…

– По сравнению с тобой это вообще ничего, – засмеялся я.

Ее вовсе не испугало мое лицо, она не раз видела на мне такие отметины, к тому же она была оживлена из-за предстоящего отъезда. Она никогда раньше никуда не летала, тем более в жаркие страны, и мысль о таком путешествии волновала ее. Меня должно