Гленн сделал еще одну попытку. На этот раз он женился на женщине, которую знал больше десяти лет. Возможно, он ее любил, а что касается женщины, то она сама призналась ему в любви, так что, казалось, брак будет надежным. Оба были не первой молодости, поэтому хотели как можно скорее родить ребенка. Через несколько лет жена забеременела, но у нее случился выкидыш. Целый месяц они вместе оплакивали погибшего ребенка, а затем доктор сказал, что они больше никогда не смогут иметь детей. Для обоих это стало страшным ударом.

Потом они стали брать на воспитание сирот – малышей, подростков и даже детей постарше, которые в течение многих лет направлялись то в одну, то в другую семью, но нигде не могли ужиться. Воспитание сирот вознаграждалось социальными выплатами, но было сопряжено с тяжелыми переживаниями. Гленн посвящал ребенку все свое время, старался пробудить в нем чувство семьи, где все его любят и оберегают, привязывался к нему всей душой, а его вдруг забирали, зачастую приводя непонятные объяснения. Супруги приняли на воспитание одиннадцать детей – и каждый раз сначала это была огромная радость, через какое-то время сменявшаяся большим горем. Двенадцатую девочку они решили удочерить. Ее мать была коренной жительницей Су-Сити, не имевшей средств на содержание дочери. Гленн был в больнице, когда родилась эта малютка, и, как только увидел ее, сразу понял, что это – она, его дочь. То же произошло и с его женой, она всю жизнь мечтала иметь дочку, и эта кроха сразу показалась ей родной. Они назвали ее Дженни, и, когда забрали ее из роддома и несли по очереди на руках, им казалось, что наконец-то они нашли свое счастье.

Во всяком случае, так казалось Гленну. Он ничего не подозревал до того момента, когда однажды рано пришел с работы и случайно подслушал разговор жены с ее матерью.

– Мне он больше не нужен, – услышал он голос жены.

– Тогда избавься от него, – ответила ее мать. – У тебя есть дочь, ты будешь получать от него алименты. Что еще тебе надо?

– Ничего.

В этот момент Гленну показалось, будто перед ним захлопнулась еще одна дверь, навсегда лишив его надежды иметь семью. Ему было уже пятьдесят лет, он был женат на трех женщинах, и что он мог предъявить? Всю свою жизнь он мечтал только о любви и семье. «Больше я этого не сделаю», – сказал он себе. С него было довольно.

Есть сотни способов послать мужчину в нокдаун – не на боксерском ринге, когда над ним встает рефери и начинает отсчитывать цифры, а с такой силой, что когда он приходит в сознание, то это уже не тот человек, каким был прежде. Может быть, лучше прежнего, а может, хуже. Возможно, хуже на какое-то время, но потом он становится лучше, и жизнь его складывается удачнее, чем когда бы то ни было. А иногда он встает, и его шатает, потому что удар, который он получил, не поддается излечению. Ведь если существуют сотни способов сбить человека с ног, должны быть по меньшей мере десятки способов подняться.

Подумайте о северо-западе Айовы, о районе, который перенес не одно потрясение за время своего существования. Я была свидетельницей самого сильного удара, нанесенного по семейным фермам. Мой отец гордился тем, что является потомственным фермером, но появление огромных молотилок и комбайнов в 1950-х годах изменило характер труда, который перестал приносить прибыль. Мы не могли себе позволить приобрести такие большие машины, и наша продукция оставалась дорогой по сравнению с низкими ценами, которые могли предложить крупные богатые хозяйства. Мы разорялись, и в итоге мой отец вынужден был продать ферму соседу, который срубил наши деревья, снес наш дом и всю землю распахал под поле.

В Су-Сити те же самые явления – укрупнение и индустриализация сельского хозяйства и скотоводства – привели почти к таким же болезненным переменам. Когда Миссури была главной транспортной артерией верхнего среднего запада Айовы, город был основным центром дальнейшей транспортировки грузов, здесь кипела жизнь, здесь ковбои и капитаны пароходов погружались в городскую жизнь с ее женщинами и виски. В городе с населением в 120 тысяч человек в скотопригонных дворах порой скапливалось в три раза больше голов скота. Город преуспевал, не только владельцы скотобоен строили свои особняки из гранита, из него же возводились церкви, и даже центральная школа, построенная в 1893 году, походила на крепость с башенками.

Но после Второй мировой войны Миссури стала терять свое значение. Железные дороги и пароходы сменились скоростными автострадами, по которым мчались многотонные грузовики, оттесняя скотоводов и фермеров к их лугам и полям. Город неоднократно затапливало, пока не был принят проект, предусматривающий отвод в сторону притоков Миссури. Работы на скотобойнях становилось все меньше, как и на зависящих от них фабриках, а вместе с ними падало и количество населения, которое уменьшилось со 120 до 100 тысяч, а затем и до 90 тысяч человек. Количество авиарейсов сократилось всего до нескольких в день. Со временем центр города был перестроен, и Нижняя Четвертая улица превратилась в район с роскошными торговыми и развлекательными заведениями. На месте бывшего мотоциклетного клуба выросло жилое здание с дорогими квартирами. Но за пределами центра лед по-прежнему взламывал покрытие крутых дорог, сколько бы их ни асфальтировали, и на Пирс-стрит стояли все те же старые дома с рассохшимися рамами, в щели между которыми задувал ледяной ветер. Большинство особняков на Роуз-Хилл превратили в многонаселенные дома. Завод «Су Туле» закрылся. Булочную напротив дома родителей Гленна переоборудовали в универсам, который работал до трех ночи, и огни его витрины не давали им спать. У отца Гленна, который всю жизнь много трудился, любил посмеяться и сильно пил, обнаружился неоперабельный рак печени.

Много лет назад, еще до того, как Гленн обзавелся своей семьей, отец уехал. Гленн не знал почему, думал, это имело какое-то отношение к его привычке пить. Он даже думал, что больше никогда не увидит отца. Но спустя три года Гленн-старший возвратился другим человеком. Он по-прежнему работал и любил выпить, но стал более добрым и понимающим, стал больше ценить дом. Он ухаживал за женой, так что она снова в него влюбилась, и они опять стали мужем и женой и счастливо жили до конца его дней. Он снова завоевал доверие своего сына – правда, Гленн всегда любил отца – и очень дорожил установившимися с ним дружескими отношениями. Когда Гленн жил во Флориде, а потом в Техасе, он каждую неделю созванивался с отцом. После своего третьего развода он стал малярничать вместе с отцом, в поездках они снимали в отеле одну комнату на двоих. Они красили военно-воздушную базу Мак-Гира в Трентоне. Красили школу в Мэдисоне, Небраска, причем Гленн нарисовал на стене дракона – талисман школы. Когда они увидели здание «Донелли маркетинг» в Су-Сити, Гленн подумал, что они никогда не закончат работу. Оно занимало целый квартал, было трехэтажным и без окон. Но им потребовалось всего три месяца, и на одной из стен они оставили свою подпись.

Но самой важной для Гленна работой была приведение в порядок любимой машины отца – «бьюика ле сабре» 1984 года выпуска, сильно пострадавшей во время бури. Целую неделю он выправлял вмятины на корпусе, а отец стоял рядом и наблюдал за работой сына. Он тщательно и любовно выкрасил ее в красный цвет, даже убрал золотистую полоску, которая не нравилась отцу, и заменил ее красно-коричневой металлической. Отец был так восхищен и горд результатом работы сына, что немедленно сел в машину и поехал показать ее друзьям. Гленн всю жизнь хотел заслужить его похвалу, и вот в сорок лет удостоился ее. Спустя несколько лет Гленн Альбертсон-старший скончался.