Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отдохнув и переодевшись в халат, Серафима развернула сверток. «Боже, какая же это прелесть». Один костюмчик Серафима решила оставить для дочери. Как же хороши расцветки! Молодец Римка — знает толк. Она не утерпела и примерила костюм, который подходил ей по размеру. Настроение ее окончательно изменилось. Она расхаживала перед зеркалом, оглядывая себя со всех сторон, улыбалась и, как в молодости, играла глазами, будто рядом с нею был некий интересный мужчина. Красивые вещи всегда приводили Серафиму в хорошее настроение. В этом смысле она была полной противоположностью своего мужа, который относился довольно спокойно ко всяким завихрениям моды. Если бы не она, Лева до сих пор бы ходил в штанах послевоенного образца. Но зато у Левы имелись свои привычки: он любил вкусно поесть. А любимым его занятием в воскресенье и вообще в свободные дни было бесцельное лежание на диване. Конечно, узость мужниных интересов угнетала Серафиму. Она с обидой подумала, что Лева не оценит ее, он никогда не поймет ее. «Она нервничает, бегает по магазинам, комбинирует, а он небось точит сейчас лясы у клиента…»
«Она нервничает…» Как ни странно, эти слова, произнесенные ею мысленно, лишь прибавили Серафиме хорошего настроения.
8
Когда Александр завернул в гараж и сообщил диспетчеру, что не сможет в понедельник поехать в рейс, Фаина Малявина искренне огорчилась. У нее в связи с этой поездкой было намерение передать маленький гостинец дочери и зятю. Для этого Александру пришлось бы сделать крюк километров в пятнадцать — вот и весь труд. Ну, с Александром она бы рассчиталась, не оставила бы внакладе. А на других шоферов она не надеялась. Весной попросила одного — такой разгильдяй, прокатил мимо и гостинец потерял.
Напружинив лоб, Фаина соображала, как ей быть с гостинцем. Вчера заварила холодец — зять любил холодец.
— Ума не приложу, как мы выкрутимся, — сказала она и качала перечислять, кто из шоферов куда должен ехать. — А может, успеешь? — снова обратилась она к Александру. — Ведь еще целых два дня впереди. Неужели не поспеешь?
Александр вздохнул и покачал головой.
— Не поспею, Фаина. Такие обстоятельства, что не поспею. — Он присел на табуретку и рассказал подробно про событие, которое произошло в их семье. — Сама посуди: родственники приедут, брат Арсений уже здесь, то да се… Как тут обнадеживать.
Фаина чуть всплакнула, выслушав рассказ Александра. Про своих вспомнила, про отца, который вернулся инвалидом после фронта и пожить при мирной жизни даже не успел.
— Ну что ж, раз такое дело, — сказала она, повздыхав, — заседание месткома, значит, тоже срывается?
— Почему же срывается? — спросил Александр.
— А как же? Как решать будем — у Кулакова-то не побывал?
— Вот сейчас и побываю, — ответил Александр, подумав про себя, что действительно про Кулакова он забыл, значит, надо исправлять оплошность. И хорошо, что Арся не пошел с ним — у него видишь как получается: отправился на пять минут, а тут тебе не одним часом пахнет.
Александр у себя в гараже второй год избирался председателем месткома. Первый год прошел ничего. А в этом году, почитай, с самой весны не знает покоя. С тех самых пор, как в облпотребсоюзе сказали, что в строящемся пятиэтажном доме выделят квартиры для шоферов автобазы и что надо подавать списки. Если кто не знает, что такое распределение квартир, то это самый счастливый человек. Сначала в те списки записалось тридцать человек. У всех вдруг оказались ужасно плохими жилищные условия. Вот председатель месткома и разбирайся, кто из них прав, а кто приписками занимается. Когда дошло дело до конкретных документов, список сразу сократился наполовину. Уж в те месяцы Александр потрепал себе нервы — кое-кто даже здороваться с ним перестал. А другие и на голос пробовали. Ну да Александра на это не возьмешь. У него у самого голос тоже дай бог.
Но побегать ему пришлось в те дни: в райжилотдел, в райпотребсоюз. А сколько вечеров с завгаром обкуривали друг друга. Себя Александр в те списки не включал, хотя имел право: фронтовик, имеет тяжелое ранение, живет в старом деревянном доме без всяких удобств. Какие удобства — крыша каждый год латается. Но решил, что надо пострадать для наглядности. Иначе какой же он руководитель, если норовит воспользоваться своим положением и новую квартиру захватить. Как ему с другими разговаривать о всяких трудностях, если сам эти трудности старается миновать. Никакого разговору не получится. Только насмешка одна: вы, дескать, потерпите, сознательными будьте, а сам свою сознательность руководящей должностью прикрыл. В общем, после всяких трудных разговоров и дряг-передряг осталось в том списке остро-нуждающихся семь человек. И среди них — Генка Кулаков, старинный его дружок, к которому он должен сейчас пойти.
Живет Генка с матерью в отдельном доме. Семья у него — он да жена да еще сын. Дом-то давнишний — до революции построен, старый дом. Вот и просит Генка, чтобы ему с семьей дали квартиру в новом доме, а старуху-мать оставили в старом. Вроде как все законно, а у людей есть подозрение: хитрит Генка, оставляет старуху-мать, чтобы домик удержать за собой. Не сам дом, говорят, прельщает Генку, а участок при доме. Плодоносящие яблоневые деревья, вишни, десятка два кустов смородины, полянка клубники, малинник. Генка с весны до осени пропадает на участке. Разумеется, после работы и в выходные дни. И жена ему помогает, и старуха-мать. Видно, не пустячная затея весь этот сад-огород: в прошлом году купил Генка подержанного «Москвича». Гоняет теперь по разным надобностям на собственной машине.
Александру вести разговоры с Генкой хуже горчайшей редьки. Любого шофера ему подавай, любому в гараже он может смотреть глаза в глаза, а вот с Генкой трудно. Ведь это Генка Кулаков спасал его в те дни, когда случилось несчастье с Лизой. Закружился тогда Александр. Как работе конец — он в забегаловку. Ту полосу жизни ему и вспоминать не хочется. Будто взбесился он тогда — и мать, и жена ему нипочем. Генка в те дни за ним ходил чуть не по пятам, когда и домой приведет, когда у забегаловки шум поднимет и от собутыльников отобьет.
Александр сначала решил, что будет лучше, если он для обследования Генкиного жилья позовет с собой членов месткома. Но потом ему стало стыдно: дружки бывалые, неужели не найдут общего согласия. Обида будет от Генки, если он притащит к нему целую комиссию, — струсил, подумает. Решил пойти один. Хоть от того времени, когда Генка спасал
