Она залила кипятком сушеные белые грибы, вдохнув с наслаждением мшистый лесной запах. Так приятно готовить обед для своей семьи, не думая о стоимости продуктов. Она отбросила мысль о том, что тратит деньги Эдварда, и полностью отдалась приготовлению обеда. В магазине деликатесов она купила большой кусок сыра пармезан, твердого и белого как мел, пакет свежего пурпурного инжира, тончайшие кусочки пармской ветчины и говядину воздушной сушки. Из Италии она привезла несколько бутылок «Марсалы», спелые черные маслины в масле и красивую керамическую посуду для торжественных обедов. На огороде Эдварда она набрала полную миску ярко-красных помидоров, не забыв сорвать ароматные веточки орегано и розмарина. Она находилась в тихой залитой солнцем кухне у новой плиты. Если это не было счастьем, то очень было на него похоже.

Они пригласили на обед Розу и Роджера. Руфа решила сделать крем-мусс из яичных желтков, сахара и «Марсалы» — для пудинга. Она лишь однажды готовила его для званого обеда в Лондоне, поэтому старалась точно следовать рецепту, чтобы ничего не перепутать. Она собьет его в новой медной кастрюльке, которую купила во Флоренции.

Все вокруг было пропитано жарой, как золотистым сиропом, от нее даже пчелы засыпали на лету. Совершенно ошалевшее насекомое случайно влетело в открытое окно кухни, и Руфа спокойно взяла его, чтобы выпустить обратно на улицу. Эта жара, которая переносилась тяжелее, чем в Италии, заставляла ее ощущать свое тело. Она нагрузит себя работой, чтобы отвлечься от мучительного желания заняться любовью с собственным мужем. Последний раз она чувствовала себя такой энергичной, когда ее роман с Джонатаном был в самом разгаре. У нее было такое ощущение, что в ее онемевшие конечности возвращается жизнь.

Она услышала звук хлопнувшей двери из коридора, и на пороге появился Эдвард, потирая глаза. Когда они вернулись из Италии, дома его ждала огромная кипа писем, в том числе насчет Боснии, и он потратил почти весь день, чтобы ответить на все послания. Руфа подумала, что именно поэтому он выглядит таким уставшим.

— Дорогая, — сказал он. Он не был любителем ласковых слов и произносил их только в особых случаях. Руфа сразу же насторожилась.

— Что случилось?

— Дорогая, мне очень жаль, но тебе придется отменить ужин с Розой и Роджером.

— О… — Она была огорчена, но решила не делать из этого трагедии. — Ну что ж. Это еще не конец света.

— Мне страшно не хочется тебя огорчать, но уже ничего невозможно изменить. Боюсь, что Пруденс скоро свалится нам на голову.

— Что? — Руфа была в полном смятении и не могла скрыть этого.

Он вздохнул:

— Она собирается погостить у нас и будет здесь примерно через час. Я понимаю, что о таких вещах надо предупреждать заранее. Она позвонила уже с дороги. Я думаю, она знала, что я скажу «нет».

— А почему ты не сделал этого?

— Как я понял, в ее лондонской квартире произошел пожар.

— А что с ее парижской квартирой? — резко оборвала его Руфа. Ее удивила собственная язвительность.

— Она пустила туда кого-то пожить. Но я обещаю тебе, что она пробудет здесь всего пару дней. — Выражение досады исчезло с его лица. Он насмешливо улыбнулся Руфе. — Считай, что это первое серьезное испытание в нашей семейной жизни — тебе придется вытерпеть Пруденс и скандал, который она может устроить.

— Она едет сюда для того, чтобы устроить скандал?

— Возможно. — Руфа почувствовала, что он зол.

— Но ты сказал, что она простила тебя за женитьбу на мне.

— Не совсем. Я сказал, что она сказала, что простила меня. О Боже… Какое скверное возвращение домой. — Он обнял Руфу и поцеловал ее в шею. — Мне действительно очень жаль. — Руфа, вздохнув, прижалась к его груди. Эдвард погладил ее волосы. — Она будет доведена до белого каления, когда увидит, как ты красива.

— Ты говорил ей, что я некрасивая?

— Тристан будет поражен моей гибкостью. Он думал, что я уже вышел в тираж.

Руфа перестала смеяться.

— Итак, мы ожидаем еще и ее сына. Я думаю, мне следует приготовить для них постели.

— Как хорошо, что ты не сердишься, — сказал Эдвард.

— Я знаю.

— Я очень тебе благодарен. Я объясню Розе, что это моя вина.

— Не беспокойся, мама все поймет. Они придут в другой раз.

— Наверняка возникнет разговор о деньгах. — Эдвард выпустил ее из своих объятий, еще раз нежно поцеловав. — Но Тристан вряд ли ее поддержит — он хороший мальчик. А Пру слишком хорошо воспитана, чтобы устраивать сцены.

Разгоряченная его объятиями, Руфа промолвила:

— Слава Богу, что хоть кто-то хорошо воспитан. Все остальные, очевидно, только и делали, что устраивали театральные сцены на протяжении последних недель. Почему перемены происходят так сразу?

* * *

Полли вывалила содержимое ящика для столовых приборов на поцарапанную поверхность кухонного стола. Вилки и ножи имели просто отвратительный вид, все были покрыты пятнами и погнуты. Их нужно выбросить в ту же кучу мусора у черного хода. Ей придется избавиться еще от массы вещей, прежде чем она сможет распаковать свои безукоризненно чистые кухонные принадлежности. Сейчас, когда Рэн увез свою дочь, она может, наконец, спокойно разобраться в шкафах.

Все это придется выкинуть. Конечно, на кухне деревенского дома могут быть какие-то старые вещи, но, во всяком случае, они должны быть хорошими. Здесь же все было низкопробным, грязным, погнутым и с вмятинами. Они могли бы пожить некоторое время в гостинице, пока ферма Семпл не будет очищена от всего этого хлама. Полли не настолько была ослеплена любовью, чтобы не заметить небольшую симпатичную гостиницу в ближайшем городке, где проходят базары.

Это было бы хорошо еще и потому, что позволило бы на время убрать ребенка до тех пор, пока Полли не решит, как с ней обращаться. Дети — это такая загадка. Что можно делать с ними целый день, если нет няни? Возможно, им понадобится домработница, если девочка будет часто здесь бывать. Линнет постоянно липнет к Рэну, а на Полли смотрит волком. Она не дает им побыть вдвоем.

Полли пока не говорила на эту тему с Рэном. Для этого просто не было времени. Оставшись наедине, они сразу же кидаются в объятия друг друга. Полли вздохнула и с удовольствием потянулась. Жара делала их страсть еще более бурной. Каждую ночь они лежали обнаженные под тонкой простыней, мокрые и пахнущие потом. Полли, которая всегда считала, что нет ничего более не свойственного джентльмену, чем пот, обожала слизывать блестящие капельки соленой влаги с гладкой кожи Рэна. В темноте комнаты, залитой лунным светом, Рэн раздвигал ее ноги. Пружины старого неровного матраса издавали ужасный скрип, когда он овладевал ею. Они превращались в единое целое в безумном наслаждении, которое, казалось, продолжалось часами.

Свадьба Руфы была в субботу. В понедельник Полли бесстыдно заявила Берри, что едет в Питерсфилд к родителям. Бедный Берри решил, что ее поездка связана с их предстоящей свадьбой, и благодарно поцеловал ее на прощанье.