области Туркестана, которыми владел гур-хан, и его царский сан», и продолжал вынашивать планы нападения на державу Чингисхана следующим, крайне важным успехом дипломатии Чингисхана как с военно-политической (перенесение западных рубежей своей державы к границам кара-киданей), так и с экономической точки зрения (вступление на «великий шелковый путь»), стало подчинение Чингисхану вассалов кара-киданей — харлугов и уйгуров.

Харлуги после получения послания от Чингисхана, с которым к ним был послан Хубилай, добровольно признали сюзеренитет Великого Монгольского Улуса. В 1211 году Хубилай вместе с тогдашним владетелем харлугов Арслан-ханом вернулся в ставку Чингисхана, который, одобрив присоединение харлугов к монгольской державе, скрепил его породнением двух родов: жаловал Арслан-хану в жены «девушку из своего рода».

Весной того же 1211 года к Чингисхану прибыл и уйгурский владетель идугуд Барчук. Предыстория этого такова. Ко времени описываемых далее событий «уйгуры платили кара-китайскому гур-хану дань и над ними был в качестве наместника (шихнэ) его старший эмир по имени Шукам… Уйгурский удугуд (Барчук. — А. М.) склонился на сторону Чингисхана, убил наместника Шукама и собирался послать к Чингисхану послов»[801]. Однако к нему неожиданно нагрянул посол предводителей мэргэдов и найманов, разгромленных в недавней битве с монголами. «Так как идугуд знал, что они являются врагами Чингисхана, то он им не подчинился, а, дав сражение, обратил их в бегство. С уведомлением об этом (и прочих. — А. М.) обстоятельствах он послал к Чингисхану своих нукеров»[802], «чтоб передали они слова такие:

«Когда взошел на трон владыка Чингисхан,

Словно исчезли тучи черные,

И воссияло светлым ликом солнце,

Льды хладные растаяли,

И реки полноводно излились.

Коли владыка соблаговолит,

Хотел бы пряжки его златого пояса коснуться

И удостоиться лоскутика от его дэла красного,

Хотел бы стать его я пятым сыном,

Служить ему и верно и усердно!»

Выслушав послов, Чингисхан соизволил передать идугуду сей ответ: «Будь моим пятым сыном, идугуд[803]! Пожалую тебе я дочь свою. Приди ко мне и принеси с собою злата и серебра, и жемчугов, и перламутров, шелков, парчи, узорчатые штофы».

Возрадовавшись радостью великой ханской милости, идугуд предстал пред Чингисханом и преподнес ему золото, и серебро, и жемчуга, и перламутры, шелка, парчу, узорчатые штофы.

Чингисхан милостиво призрел идугуда и пожаловал ему дочь свою, Ал алтун»[804].

Как явствует из вышеизложенного, вожди «лесных народов», а также предводители харлугов и уйгуров присягнули Чингисхану «служить ему верно и усердно», поэтому он соблаговолил ввести их в свою семью, породнившись с ними.

Договоры о мире, основанном на родстве, которые китайцы испокон веков заключали с «варварскими», кочевыми народами, «брачные союзы», «породнение через брак», на протяжении многих столетий осуществлявшиеся внутри самих кочевых монгольских и тюркских народов, — все это явилось прообразом «политических браков», практиковавшихся Чингисханом.

Правитель-идугуд Уйгурского ханства.

Если в эпоху хунну с помощью дипломатии «брачного родства» китайцы намеревались «использовать отпрысков китайской яньчжи (высокородной особы, отданной в жены хуннскому шаньюйю. — А. М.) в интересах империи»[805], то Чингисхан, отдавая предводителям ханств-новых союзников в жены своих дочерей и внучек, возлагал на последних важные обязанности, которые закреплялись в специальных указах и наставлениях.

При этом Чингисхан исходил из принципа «двух оглоблей (или колес) одной телеги» или принципа взаимозависимости, впервые, как мы помним, сформулированного им в послании, направленном Ван-хану во время сидения у реки Балжуна. Однако теперь этот принцип касался разделения обязанностей супругов, и, исходя из новых военно-политических задач, было бы правильнее его назвать принципом комбинированного (сдвоенного: «две оглобли одной телеги»[806]) управления.

Его новые зятья (предводители ойрадов, харлугов, уйгуров, а вслед за ними — и онгудов) во главе своих войск обязаны были участвовать в новых походах Чингисхана[807]. Тем временем их жены (дочери Чингисхана) были призваны управлять вотчинами своих мужей[808].

В этой связи в специальных биликах Чингисхан дал некоторым из них свои наставления.

Своей дочери Сэцэйхэн агай, которая была пожалована сыну ойрадского Хутуга бэхи, Иналчи, владыка Чингисхан пожелал передать через Борчу следующие наставления: «Любезная Сэцэйхэн, внемли наставлениям отца-батюшки твоего! Поскольку родилась девицей ты, то, выйдя замуж, суждено тебе ойрадским всем народом править на чужбине. Теперь уж твой удел — вставать с рассветом и, как стемнеет, отходить ко сну. Почитай родню мужнину! Денно и нощно будь стойка и благочестива. Речам разумным внемли, наматывай на ус! Все доброе, чему училась в отчине родной, возьми в свой новый дом, а все дурное, что и здесь претило, отринь! Единства и возрожденья благодать да снизойдут вместе с тобой на земли ойрадские!»[809]

Судя по этому наставлению, Чингисхан возложил обязанность по управлению ойрадским народом и взятию под контроль всех северных торговых путей исключительно на свою дочь. Ойрадскому же зятю Чингисхана, так же как и всем прочим его зятьям, было положено находиться в составе монгольского войска.

Поскольку ойрады жили в сибирской глуши, а территория их проживания по своим экономическим возможностям и значению считалась далеко не самой важной частью Великого Монгольского Улуса, то и брак Сэцэйхэн агай не был престижным, а ее жизнь — простой и безоблачной. Тем не менее Сэцэйхэн агай поддерживала тесные связи с монголами коренного улуса, что привело к взаимному влиянию в области языка, культуры, образа жизни. В результате «породнения через брак» ойрады стали первым нескотоводческим аймаком, вошедшим в состав монгольского государства и участвовавшим в формировании единой монгольской нации[810].

Что касается Уйгурского ханства, то в составе Великого Монгольского Улуса ему отводилась крайне важная роль. По мнению автора наскальной надписи, сделанной на монгольском и китайском языках в честь уйгурского принца Хинду, уйгурское ханство должно было «защитить от вторжения и прогнать врага». Что же касается женской половины семьи Чингисхана, в первую очередь, роли его дочерей, то они, по мнению автора этой наскальной надписи, призваны были стать «щитом монгольской империи». Дабы его дочь Ал-Алтун соответствовала этому своему высокому призванию, Чингисхан изрек следующее наставление:

«Три мужа есть у женщины любой. Муж первый — то держава золотая. Второй муж — имя честное ее. А третий муж — ее супруг законный. И коль она своей державе верно служит, то имя честное с ней будет неразлучно. А коль она оберегает это имя, супруг ее законный вовек очаг семейный не покинет!»[811]

После подчинения ему харлугов у Чингисхана появилась возможность с помощью своей дочери (Толай. — А. М.) превратить их