волшебных зверей, ты всегда можешь рассчитывать на их помощь, если скажешь, что тебе послала Пушинка.

Альберто сосредоточенно наморщил лоб. Интересно, а это имя он сумеет запомнить? Дурья голова…

– Не кори себя за то, что произошло, – покачала головой Пушинка, как будто читая его мысли. – Сегодня ты поступил храбро. Иди с миром, скоро стражники очнутся. И нам пора, Зигфрид, пойдем, – сказала она увлекая дракончика за собой.

– Подождите… – окликнул ее Альберто. – Вы ведь знаете, что я сделал?

Она остановилась и серьезно посмотрела ему в глаза.

– Знаю. И считаю, что ты поступил очень храбро.

Ее слова как будто сняли с его души какой-то груз, вдохнули весну в заснеженные тяготы сомнений и сожалений.

– Я отлучусь на минуточку обратно, – заявил Альберто, которому в голову пришла нетривиальная мысль.

Пушинка весьма удивилась.

– Я очень быстро! – заверил ее дракончик.

Он скользнул обратно в погреб и посмотрел на застывших стражников.

Альберто хорошо понимал, что означало только что прочитанное им заклинание. Покуда чары сильны, воля не вернется к этим заколдованным дракончикам; они стояли, как изваяния, безжизненные, готовые выполнить любое, даже самое безрассудное поручение черного мага. Скоро, скоро он отправится в путь. А пока…

– Ты! – повелел Альберто, остановившись перед одним из стражников, все еще смотревшим в никуда ничего не понимающими глазами. – Хм… Надень на голову ведро! – придумал Альберто. Стражник послушно выполнил поручение и застыл на месте, пошатываясь.

– Ты! – вошел во вкус Альберто, – возьми еще одно ведро и встань к нему спиной, вот так. А теперь надень ведро на голову.

Ведра кончились.

Не теряя времени даром, Альберто распределил всю эту маленькую армию по погребу так, чтобы каждый из них после пробуждения имел наилучшие шансы учинить небольшое разрушение. Если все пройдет как надо, стражники не сразу оправятся от второй атаки.

Обеспокоенная Пушинка заглянула внутрь и непроизвольно хихикнула.

– Скоро чары спадут, затейник.

– Одну секундочку! Последний мазок мастера! – отмахнулся Альберто.

– Ты, – сказал он со злобой, остановившись напротив серого инквизитора. – Ты… Ты… Что бы тебе поручить… Ха! Придумал! Подойди к этим двум остолопам в модных шарфиках и свяжи ваши хвосты в клубок! Вот так!

Довольный собой, Альберто кивнул волшебнице и покинул погреб. Они захлопнули дверь.

Когда Альберто вновь появился на свежем воздухе, Зигфрид уже сидел в хрупкой на вид повозке, а перед ним как будто горели сразу несколько десятков факелов. Альберто остановился как вкопанный.

– Чего уставился? – возмутился огонь. – Фениксов не видывал, что ли?

– Представь себе, Альберто! – рапортовал восторженный Зигфрид, – это мой старый знакомый Тибо! Он оказался фениксом! Птицей! Вот уж ума не приложу, как ему удавалось так долго притворяться мохнатым шариком! Подойди поближе, смотри! Крылья, хвост, все здесь! А еще он повезет нашу повозку!

– Ни один феникс никогда не был унижен подобным образом за всю историю рода! – фыркнул Тибо. – Неслыханное оскорбление, на которое я иду исключительно ради Госпожи, уважаемые драконы как-тебя-там и эй-ты-имя-запамятовал!

– Полно, Тибо! – пожурила Пушинка. – Отвези нас на берег. Я вынуждена просить тебя об этом, потому что и Зигфрид, и я очень устали.

– Да, глаза слипаются, – вторил Зигфрид, которому и правда очень хотелось на боковую. Он даже облокотился на край повозки и немного задремал.

Альберто сделал шаг вперед и встретил сердитый взгляд Феникса.

Волшебная птица переливалась в ночи всеми цветами пламени, но вблизи Тибо и правда казался скорее необычной птицей, нежели ожившим огнем. Очень большой птицей, с гибкой шеей, могучими крыльями и хищным клювом.

А повозка… Дракончик тотчас же узнал ее.

– Это же моя повозка! на которой я возил рундук!

– Именно. И она прочнее, чем кажется, ибо сам великий маг Юрген-Бракс в свое время укрепил ее парочкой бытовых заклинаний.

Они помолчали.

– Отныне у тебя своя дорога, Альберто! Не надо долгих прощаний, наши враги скоро очнутся. До встречи! Тибо, пожалуйста, отвези нас на берег!

– На берег? – раздался уставший голос Зигфрида, – откуда же берегу взяться…

Ветер унес его слова. Повозка прогрохотала по склону и скрылась в чаще. Альберто вздохнул и отправился следом, навстречу гостеприимной темноте.

Бархатный закат

Все дороги когда-нибудь заканчиваются, все реки впадают в океаны, все океаны обнимают планеты и находят другой берег; все горы уходят ввысь и встречаются c небом, а небеса растворяются в звездах и теряют свою лазурную душу в непостижимых высотах.

Но для маленькой песчинки, время которой – жизнь, дороги бесконечны, а реки утекают в бескрайние океаны. Для маленькой песчинки ветер всемогущ и страшен, а дальний берег для нее фантастичнее мечты. Горы неприступны для маленькой песчинки, а небеса вечны и мудры.

Маленькую песчинку не видно со звезд, но что-то движет ею, что-то направляет ее, покуда ветер бросает ее с одной дороги на другую, кружит ее на течениях рек и помогает карабкаться по склонам мимолетных гор.

Деревья кажутся ей большими, горы – бесконечными.

Повозка летела по дороге, еле касаясь колесами камней, поднимая за собой облако желтой пыли, скрипя и постанывая деревянными суставами, вгрызаясь ржавым металлом в свои трухлявые доски. Потом начались холмы, и повозка загромыхала, оси предостерегающе возмутились, а Зигфрид ухватился лапой за борт, чтобы не перевалиться через край. Несколько раз, огибая холм, вся конструкция накренилась, и дракончик зажмурился, уже не чая избежать катастрофы; но крушение не случилось, миновало, и ветхая колесница вновь понеслась вперед по неровной дороге, виляя между холмами, подпрыгивая на кочках, уносясь прочь, все дальше, и дальше, и дальше в бесконечную неизвестность.

Зигфрид не осмеливался говорить, а просто держался за бортик, стиснув зубы, отрешенно глядя, как мимо проносятся темные блики деревьев, как лучи фальшивого солнца мерцают сквозь ветви, слушая свист неумолимого ветра, отгоняя прочь все мысли. «Пушинка!» крикнул он как-то про себя, и, к своему удивлению, услышал ее молчаливый ответ: «Скоро,» шептала она, «скоро мы будем на месте.» И он верил.

А потом они нырнули обратно в лес, юркнули между темными стволам, и дракончик перестал различать повозку, Пушинку, себя – он чувствовал лишь движение, легкое, как весенний бриз, и стремительное, как горный водопад, уносящее его сквозь вековые заросли в едином отчаянном порыве. Абсурдно, но именно сейчас Зигфрид вдруг ощутил всю накопившуюся за дни странствий усталость, которая сладостной тяжестью разливалась по всему его телу и увлекала его за собой в безразличную дымку полудремы. Он перестал сопротивляться и закрыл глаза, даже не спрашивая Пушинку, зная, что не совершает ничего постыдного, что это не возбраняется – что нет ничего страшного в том, чтобы немного поспать. И заснул.