нее, гладит ей голову. Мягкие его прикосновения помогают ей выдерживать острые приступы мигрени.

Ветер дует в одном направлении и тянет за собой мысли Израиля, который сидит, как одинокая птица на сухих колючках куста. Те, кто преклоняется перед его умом и талантами, не добавляют радости и света его лицу. «Они не видят того, что несет будущее», – изливает он свое сердце доктору и другу, имея в виду слепоту лидеров Объединенной рабочей партии МАПАМ – Меира Яари, Мордехая Бентова или редактора газеты «Аль Амишмар». «Израиль, прислушайся к совету жены и сделай для себя доброе дело: оставь кибуц, и ты продлишь свою жизнь еще на несколько лет!» – говорит ему доктор Падэ.

Спасти Израиля! Доктор Падэ говорит ей, что настроен пессимистично. Изменение окружающей среды может вернуть Израилю жизненные силы. Важно, чтобы он занимался тем, что вернет ему радость жить. Тема, особенно интересующая его – вопрос диаспоры и освобождения, согласно учению раввина Йегуды Арье Модина. Лотшин, в состоянии оплачивать его занятия в Иерусалимском университете и проживание в Иерусалиме. За спиной своего мужа Кальмана, она шепчет младшей сестре, что это вовсе не ссуда, а подарок. Ради мужа Наоми расторгает все данные ею обязательства. Ищет подработки. Она пишет биографию известной балерины, живущей в Хайфе, и та щедро оплачивает ее труд. Но, к неудовольствию балерины, Наоми не хочет расширить главы о ее творческой жизни. Дело доходит до того, что она собирается сказать балерине: «Найди себе кого-нибудь другого, чтобы завершить биографию, и не упоминай моего имени».

Летом 1965 Израиль едет в Иерусалим на годовые занятия в семинаре для гидов молодежи имени Ганса Бейта. Семинар действует в Германской колонии Иерусалима.

Он намеревается вести исследования и параллельно заниматься редактурой «Саула и Иоанны». Сначала он принимает участие в семинаре Гершома Шалома на тему хасидизма и саббатианства. Да и дела семьи требуют его внимания.

Вторая дочь Наоми сообщает о своем замужестве. Семья жениха требует, чтобы раввин повёл под хупу молодых, несмотря на то, что ее отец, атеист, наотрез отказался видеть на свадьбе раввина. Дочь переживает за избранника ее сердца, весьма обеспеченного молодого человека, не собирающегося посвятить себя физическому труду.

Наоми не вмешивается в жизнь взрослых дочерей. Израиль же считает это своим долгом. Израиль ей пишет:

Ты знаешь мое критическое отношение к кибуцу. Но никогда я не сомневался в том, что нет лучше общества, чем кибуц, ни в нашей стране, ни во всем мире. Есть в кибуце много недостатков, но со временем они будут все же частично или полностью преодолены. Многое зависит от силы нашего духа. И это будет преодолено в течение двух-трех лет. Следует подождать. Я вижу это в работе твоей мамы. Немного есть в мире писателей, условия для работы которых так хороши, как у нее. А Дрор, твой избранник, желает одного: заняться учебой.

1.08.65

Бейт Альфа

Дорогой мой, любовь моя!

Дити и я сидим и пишем тебе письмо. Сегодня получили письмо и очень обрадовались. Йехудит очень скучает, и я тоже.

Я вернулась домой. Дни были тяжелыми. Трудно было, как всегда, вернуться к работе. Комната пуста, люди и природа чужды без тебя. Только девочка, приходя утром и после полудня из садика, радует меня. Она хорошая девочка, и я с ней беседую на серьезные темы, и каждый раз убеждаюсь в ее разумности.

В кибуце Мишмар Аэмек ей было хорошо. Но отношение между старшими – Веред и Мими – были ужасно напряженными.

Свадьба Мими состоится 30 числа этого месяца, и это еще больше усиливает их ссоры с Веред.

Я очень обеспокоена твоей усталостью, душа моя не находит себе места. Ночью я часто просыпаюсь в тревоге, ты ведь знаешь мое воображение.

Конгресс ведь завершился, и ты можешь чуть больше отдыхать.

О кибуце не могу ничего тебе писать. Я вообще ни с кем не общаюсь, и не ищу общения. На твое имя пришли два письма – приглашение прочесть лекцию о моей книге в кибуце Мааган Михаэль и письмо от Зигмунда Гирша, тоже интересующегося моей книгой. Его интересуют переводы фрагментов. На оба письма я еще не ответила.

Пошлю тебе завтра немного белья. Желательно, чтобы ты прислал мне посылку с бельем для стирки. Но не напрягайся. Все и так образуется.

Дорогой мой, скоро мы встретимся, через полторы недели приеду к тебе с малышкой. Шошана допечатывает на пишущей машинке около двадцати страниц восьмой главы. Посылай мне новые материалы только заказной почтой, но и это не столь важно. Главное, не уставай, сохраняй бодрость духа и тела.

Целую и люблю,

Твоя жена.

2.08.65

Иерусалим

Дорогая моя,

кончился весь шум и беготня по лекциям. По сути, лишь сейчас я начинаю свой отдых. Но именно с этим началом связано привыкание к месту, что тоже утомляет. В Иерусалиме становится прохладно, и в комнате – прохладная атмосфера, к шуму города я все еще не могу привыкнуть.

Неделя была интересной. Но не могу сказать, что все обсуждаемые темы были чем-то новы. Единственно по-настоящему интересной была лекция Бера. Этот человек, несмотря на его стремление метафизически объяснять еврейскую историю, историк высокого класса, и поэтому открывает важные научные ценности.

Два дня я слушал диспут на тему хасидизма. Много шума из ничего. Вопрос: была ли мессианская напряженность в хасидизме, как считает Тишби, или ее не было. Как говорит Гершом Шалом, все эти вещи важны только в связи с общим определенным пониманием истории, но об этой связи говорили мало. Я же придерживаюсь мнения Гершома Шалома. Тишби обвинил его в том, что тот написал: общее не было мессианской верой или надеждой в хасидизме. Никогда я так не понимал Шалома, но так понимали другие. Особенно, его ученики, оспаривающие его, чтобы создать впечатление самостоятельности своего мышления, открывающего неизвестное их учителю. Однако опровергающие их вещи написаны в его английской книге «Главные течения в иудейской мистике». Но Гершом Шалом, написал более суровые вещи о хасидизме в своей статье. Она была направлена против идей Мартина Бубера. Об этом, вообще, не упоминали. В любом случае, Гершом Шалом был доволен, и сказал мне, что диспут был интересным и полным интеллектуальной напряженности.

Но Шалом буквально вышел из себя, когда выступал Малер. Это было глупое выступление в стиле вульгарного марксизма, бездарная попытка извлечь на свет конфликт двух династий хасидов в некий весьма краткий период. Он пытался зациклиться на социальной разнице двух совсем незначительных течений хасидизма, стараясь создать надуманную объективность проблемы.